Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Семеныч, мне трудно объяснить. Я в этом не мастак. Короче… я слышал что-то. Это как радио… Нет, не так… Как шепот. Слов не разобрать. Но смысл все равно понимаешь. Я и сейчас это слышу.
Семеныч только отмахнулся.
– Да иди ты в баню. Это на тебя так таблетки подействовали. Лежи себе, отдыхай.
Так он сказал, но никого никуда не отправил. Да никто больше и не рвался идти. Даже Марина замолчала, обхватив голову руками.
«Кто-то ходит вокруг».
Николай вспомнил, что за последние годы он чувствовал это десятки раз – и дома, и на ферме, и во время своих отлучек.
– Прекратите панику! – услышал он голос старосты. – Надо распечатать оружейную комнату. Максим, ключ у тебя? Как – «у меня»? Да я его тебе отдавал!
Начали препираться и искать.
«Окна. Их обязательно надо проверить и дальше держать под контролем», – подумалось вдруг Николаю.
Никому ничего не говоря, Малютин вышел из зала. Он не хотел прослыть параноиком и паникером, поэтому не пошел на глазах у всех в шлюз к оружейной стойке, а сразу направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Вроде бы тут, в здании, бояться было нечего. Но почему-то уже на середине лестничного пролета он пожалел, что при нем нет хотя бы пистолета.
Он быстро поднялся наверх. Здесь были только кабинеты. Табличек на их дверях не было. Все кругом покрывал слой пыли – этим этажом они много лет не пользовались.
Николай подошел к одному из окон. Оно выглядело очень надежным – как и само здание с его толстенными стенами – и явно было многослойным. Сложная система уплотнителей поддерживала герметичность. Если воздух снаружи немного и просачивался, то не критично.
Внезапно ему показалось, что он видит на пыльном подоконнике круглые отпечатки.
Мороз по коже – выражение недостаточно сильное для описания того, что он почувствовал в этот момент.
Но он не застыл в ужасе, а быстро осмотрел коридор в поисках предмета, который мог бы служить оружием. Его взгляд упал на кусок водопроводной трубы, лежащий в углу.
Николай чуть не подпрыгнул, когда услышал совсем рядом тихий голос.
– Дядя Коля, вы не расскажете? А то меня мама заругает.
Обернувшись, Малютин выругался так, как никогда нельзя говорить при детях.
– Ты что, белены объелась, мелкая? А если бы я тебя…
Хорошо, что ружье он оставил внизу, а до трубы ещё не успел дотянуться.
Это была Леночка: шесть лет, с бантиком на почти лысой голове, с родимым пятном в пол-лица, в выгоревшем платье из синтетики, – еще одна из детей подземелья. С бледной землистой кожей, никогда не знавшая нормального неба, нормального солнца и нормальной зелени. А уж про море и говорить было нечего. Бедные, несчастные существа, из-за грехов взрослых лишенные той жизни, какой она могла бы быть у них раньше.
– Они меня дразнят, вот я и ушла, – вдруг сказала она. – Но тут тоже плохо. Гроза за окном.
– Да вижу, что гроза.
За окном действительно непогода разгулялась не на шутку. Молнии били куда-то в крыши далеких черных домов. Но при этом то и дело падал мокрый снег. Сумасшедший климат сумасшедшей Земли.
– Не гроза. – Она надула губки и топнула ножкой. На ее лице появилось совсем не детское раздражение. – А «гроза». Они только смотрят, но все равно страшно. Сейчас они снова появятся. Смотрите!
Она произносила «р» вместо «л», к этому все привыкли. Логопедов тут не было.
– Не гроза, а глаза, – сказала она вдруг гораздо четче. – Вот они.
И показала пальчиком за окно.
Малютин подошел поближе к окну. Вгляделся в темноту. И увидел их. Глаза. У самого стекла. Угольно черные, нечеловеческие. Сверкнула молния, осветив, словно мгновенная фотовспышка, лицо с бледной бугристой кожей, покрытое какими-то неровностями. Да еще у самого стекла болталась на весу растопыренная рука.
Существо свешивалось с крыши, держась ногами (лапами?) за какой-то выступ там, где человеку не за что было бы ухватиться. Длинные узловатые пальцы были похожи на щупальца, а ногти – на когти. Короткие, но острые когти. В приоткрытом рту (пасти?) с трудом помещался ряд неровных зубов.
В этом создании угадывались очертания человека, но вся его фигура была настолько гротескной, будто кто-то размягчил пластилин, а потом вылепил из обычной человеческой фигуры что-то иное.
И оно Николая тоже увидело. Черные, как бездна, зрачки белых глаз следили за ним, пока он пятился прочь от окна.
«Только не бежать. Только не…»
– Что это, дядя Коля? Это опасно? Что это? Я боюсь.
«Если бы ты понимала, ты боялась бы еще сильнее».
– Это ничего. Это просто показалось… – пробормотал он, гладя девочку по голове. – Не хочешь спуститься вниз? Там тебя мама уже заждалась.
А сам уже подталкивал ее к дверям, ведущим на лестницу, стараясь не делать резких движений.
«Стекло прочное, армированное. Но выдержит ли? Только не бежать. Кто бы это ни был, зверь или бывший человек, инстинкт охотника есть у всех, кто питается мясом. Увидев слабость, он нападет. Наоборот, надо казаться больше и выше. И смелее. Тогда удастся выиграть секунды».
Наконец, малютка ушла, что-то бормоча под нос про дядю за окном. Николай услышал ее шаги. Она спускалась на первый этаж. А значит, можно было последовать за ней. Так же тихо и спокойно. Не отводя глаз. От «дяди».
В последний раз биолог встретился взглядом с немигающими глазами существа. Которое явилось сюда, не иначе, прямым экспрессом из Преисподней.
Поворачиваться спиной было нельзя. Поэтому он пятился. И пятился… до самой двери.
Сверкнула молния, и Малютин увидел, что создание начало двигаться. Малютин толкнул спиной дверь.
Хрен вам! Та открывалась внутрь. Пришлось взяться за ручку и потянуть, а самому сделать опять шаг к окну.
А дальше он обнаружил себя уже на лестничной клетке, закрывающим дверь, которая, как назло, сильно хлопнула.
«Тум!»
Первый удар в стекло. Будто кто-то раскачался и врезал в него кулаком или всем корпусом.
Хотя если это был кулак, то бил он как тяжелый молот.
«Тум!» – еще удар, и он уже сопровождался треском.
Первый слой.
Малютин побежал. Он как раз догнал внизу девчонку и схватил ее за руку, когда наверху послышался звон стекла и тяжелый стук спрыгнувшего на пол тела.
Потянуло холодным воздухом. Герметичность была нарушена, но бояться сейчас стоило совсем не этого.
– Бежим!
Хорошо, что девочка не стала перечить. Потому что в этот момент ученый услышал тяжелые шаги. Дверь, которую он закрыл за собой, чуть не слетела с петель.