На миг прикрытые глаза, и я в другой точке Парижа – где? Никогда не разбиралась в картах, но исчезли Елисейские поля. Вокруг возник другой хаос – праздничный, оживленный. Запахло бургерами, вафлями; чуть поодаль носились вагонетки американских горок. Зазывно звенел вход в грот изогнутых зеркал, журчали фонтаны, с музыкальным сопровождением кружились кабинки каруселей.

Касса неподалеку.

Как здорово было бы сидеть в кабинке с ним…

Я собиралась купить билет, как все. Еще с давних времен носила с собой в кошельке на такой вот «непредвиденный» случай одну стодолларовую и одну стоевровую купюру. Чтобы, если вот так взбредет в голову переместиться…

– Девушка, не желаете ли сладкую вату?

Ко мне обратились сзади по-французски чуть гнусавым комичным голосом, и я подумала, что научилась разбирать чужую речь благодаря Уровням. Если быть точной – встроенному переводчику, который, кажется, внедрился в голову.

– Нет, – я повернулась и уже хотела покачать головой, добавить «спасибо», когда… увидела его. Дрейка! Стоящего позади себя. ДРЕЙКА!

И моментально бросилась ему на шею! Обняла тесно-тесно, зажмурилась до счастливых слез, засмеялась ему в плечо:

– Ты выучил французский?

– Я могу скопировать любой язык.

Его голос тихий, смеющийся, но мне слышно каждое слово так ясно, будто мы в отдельной вселенной.

Здесь, он здесь! Мне не верилось.

– Как… ты…

«… здесь оказался?»

– Твоим запросом «хочу быть вместе» гремел мой мир. И я не смог удержаться.

«Не тебе. Моей любимой даме».

Он улизнул из Реактора или откуда-то там еще, услышал, почувствовал. И пришел! Если бы счастье было водой, оно бы выплеснулось из меня наружу сверкающей волной. Его теплая кожа, запах его туалетной воды, бритая щека. Дрейк. Одет в легкие штаны и голубую рубашку – идеальный вариант для прогулки. Всегда идеальный мужчина.

Пока мы обнимались, кто-то рядом покачал головой и проговорил что-то на французском. И я снова поняла смысл: «Негоже оставлять красивую даму без цветов» – усатый продавец в берете, держащий корзину тюльпанов.

Мой спутник взглянул на него коротко, а после откуда-то из-за спины извлек букет розовых роз. Свежих, благоухающих, чудесных. Подмигнул мужчине в берете – тот благодушно подкрутил загнутый ус и поднял палец вверх – одобряю, мол. Удалился с улыбкой.

– Откуда ты…

Бесполезно спрашивать Творца, как тот творит. Любовь в каждом жесте, в каждой капельке росы на лепестке. И никакого стеснения «выпендриваться» перед местными. Не успела я взять в руки букет, как мне протянули и пук сахарной ваты.

– Чудесный комплект для катания на Колесе обозрения, не так ли? А теперь за билетами…

Все было так, как мечталось.

Раскинувшийся на земле Париж, синий купол неба сверху. Эйфелева башня вдалеке и голубая рубашка напротив. Вкусная вата с земляничным вкусом; розы рядом на узкой лавочке. Треплющий волосы ветер и моя улыбка во все лицо. Обожающий взгляд Дрейка – «разве я мог такое пропустить?»

Мое кольцо на его пальце, его на моем. Он пришел бы за мной куда угодно – хоть в Париж, хоть в преисподнюю. Но почему-то именно сегодня, когда мне так хотелось прокатиться в подвесной кабинке вместе, он был здесь. Непередаваемо, бесценно. И снова стало ясно, как именно ощущается любовь, как выглядит изнутри. Любящий взгляд серо-синих глаз, расстегнутый ворот рубашки, вытянутые ноги. И свобода, полет души.

Сидящий рядом человек мог выдернуть это Колесо с корнем, растворить его, удержать кабинку от падения, сотворить рядом такое же. Он умел гнуть пространство куда лучше Кайда, но ничто из этого не было важно, был важен только он сам. Возможность быть рядом, чувствовать себя счастливой вместе.

Куда делся этот круг – снизу-вверх – сверху-вниз? Куда-то быстро уплывали минуты.

Мы прокатились на колесе, покинули парк, а после гуляли по незнакомым улицам. Смотрели на те же блики витрин и архитектуру домов, топтали булыжную мостовую вместе. Теплая рука вокруг моей талии, сахарная вата счастья уже не в руке – в голове. Смех, разговор ни о чем – мы не трогали ни Матвеевну, ни Уровни, ни работу. Слишком хорошо было жить здесь и сейчас, шествовать бок о бок, как сложившийся из двух половинок корабль. Попробовали сахарную трубочку, заполненную кремом, примерили на меня бордовый берет, посмеялись над чьим-то прозрачным, разрисованным карикатурами, зонтиком от солнца. Мы смотрели, как шевелятся наклеенные на столбах лепестки рукописных объявлений, мы впитывали косые лучи заката, мы снова обнимались у чужой витой ограды – входа в незнакомый двор.

А потом мой любимый посмотрел на часы.

– Мне нужно на совещание.

Где-то там, в другом мире, его ждали. Конечно. Так здорово, что он уделил мне эту маленькую вечность, выдернутую из четкого плана. Вдруг прокатил на лодке романтики. И почему так непередаваемо прекрасно было касаться его губ?

– Хорошо.

На том счастье, которое переливалось внутри меня, можно было работать от заката и до горизонта, как на вечном двигателе.

– Гуляй. Я буду ждать тебя дома.

– Ага.

Я обернулась лишь на мгновенье – показалось, что в окне мелькнул солнечный зайчик, – а когда повернула голову, Дрейка уже не было. Лишь ощущение голубой ткани рубашки на кончиках пальцев и его волшебный запах, радостно въевшийся в ноздри.

Теплый ветерок; незнакомую улочку укутывал закат. Здесь не было туристов, лишь редкие местные.

И еще рядом столб с указателем.

«Rue Cler» – стрелка прямо.

И «Marche Du Monge – 150m» – стрелка направо.

Последнее – блошиный рынок.

Я моргнула. То место, куда я хотела попасть?

Невесомый вдох – смесь удивления и предвкушения.

Улыбнувшись незнакомому старичку, почтительно приподнявшему при виде меня шляпу, я отправилась направо.

* * *

На вид – рынок. А по ассортименту – музей.

Казалось, разномастные продавцы выгребли все, что смогли отыскать на чердаках доставшихся им от прародителей домов: винтажные проигрыватели, птичьи клетки, ношеные кожаные перчатки, чьи-то пожелтевшие портреты. Тусклое столовое серебро, фарфор, подсвечники, украшения, часы, мебель. Просто перечисляя то, что видела, я могла бы утрамбовать строчками три тетрадные страницы, если бы в этом имелась необходимость. Особое изумление у меня вызывали полноразмерные статуи и доспехи – неужели и на этот товар находился спрос?

Для чего, однако, здесь я?

Какой стоящий подарок я могу отыскать среди этой рухляди, пусть даже ценной для некоторых индивидов моего мира? Дрейк не ценитель антиквариата.

«Чувства, – произнес в моем воображении мамин голос. – Что-то должно вызвать в тебе чувства. Смотри сердцем, дочь…»