— Целые толпы, сэр. Студенты к нему так и тянулись. Вскрыть субъекта было для него дело секундное.

— Зрелище, должно быть, весьма удовлетворительное.

— Наблюдать это, сэр, было подлинное удовольствие. С ножом он обращался прекрасно.

— Откройте мне один секрет, мистер Армитедж. Сколько субъектов он…

— Поставляли их регулярно. — Выпивши еще стакан портвейна, он взглянул на сына.

— Ему, отец, вы можете рассказать.

— В Лондоне, сэр, всегда умирает больше народа, чем рождается. Это достоверно. Всем не хватает места. Церковные погосты, того и гляди, лопнут.

— И все-таки он, должно быть, нашел источник.

— Скажу вам строго конфиденциально, сэр. Мистер Хантер был ординатором в больнице Святого Георгия. Не принесешь ли ты нам еще бутылку, Селвин? У него были ключи к тамошней мертвецкой. Довольно ли вам этих слов?

— Но он, верно, расчленил тысячи. Не все же они поступали из одного и того же места?

— Вы совершенно правы, сэр. Не все.

Я терпеливо ждал, пока Селвин Армитедж, вошедши в комнату с новой бутылкой, нальет вина в отцовский стакан. От предложенного я отказался.

— Слыхали вы о мешочных дел мастерах?

— Полагаю, нет.

— Воскресители. Работники Судного дня.

Я, разумеется, прекрасно знал, о чем он говорит, но притворился непонимающим, чтобы услышать дальнейшие секреты.

— Это люди, которые грабят могилы умерших. Или вламываются в склеп, чтобы оттуда стянуть свою жертву. Дело это не для белоручек, мистер Франкенштейн.

— Но ведь оно необходимо, сэр. Я в этом не сомневаюсь.

— Как еще возможно нам двигаться вперед? Разве смог бы мистер Хантер завершить свою работу над семенным канатиком?

— Не думаю.

— Стоили они очень дорого. — Осушивши стакан, он протянул его сыну. — Гинея за тело, а то и больше. Ребенок шел по цене за дюйм росту. Сделай одолжение, Селвин. Как бы то ни было, лучшие из них в своем деле были знатоки. Субъекта следовало доставить после того, как миновала стадия rigor mortis[16], но до наступления общего разложения. К тому же им приходилось избегать внимания толпы.

— Толпа в то время была хуже, — произнес Селвин.

— Их бы убили на месте, мистер Франкенштейн. На части разорвали бы. Толпа воскресителей ненавидела.

— Вы говорите о них в прошедшем времени, сэр. Но ведь они наверняка продолжают свое дело? Спрос, должно быть, велик, как всегда.

— Не сомневаюсь. Медицинские школы выросли до размеров неимоверных.

— Вы полагаете, они наведываются в те же места?

— На кладбища? Разумеется. В Уайтчепеле есть погост для нищих…

— Нет, я говорю о местах, где они обделывают свои дела. Где встречаются с работодателями. Где получают плату.

— Плату, сэр, они получают с черного хода. Таковой имеется в каждой больнице.

— Но ведь друг с дружкой они встречаются?

— Встречаются, чтобы выпить. Выпивка — вот и вся их жизнь. Трезвым такая работа не по плечу. Уж я, сэр, их повидал — сидят, бывало, в таверне с сумерек до зари.

— Что это за таверна?

— Изо всех самая знаменитая, мистер Франкенштейн. — Медленно осушивши целый стакан, он протянул его, чтобы ему налили еще. — Находится она в Смитфилде. Аккурат напротив Святого Варфоломея. Вот уж где мясной рынок, каких не сыскать.

Найти таверну в Смитфилде оказалось делом несложным. Я покинул Джермин-стрит с наступлением сумерек, и вскоре после этого возница высадил меня на Сноу-хилле. Подошедши к церкви Святого Варфоломея как раз в тот момент, когда часы на ней пробили семь, я увидел по левую руку от себя паб с вывеской «Военная фортуна». Там изображена была палуба фрегата с офицером, умирающим на руках у товарищей. Таверну было и слышно — звуки песен, смеха и громких голосов эхом отдавались от стен больницы. Собравшись с духом и убедившись, что кошелек с гинеями надежно скрыт у меня под рубашкой, я вошел в заведение.

Запах был очень силен. Помимо моей воли он связывался у меня с мертвечиной, хоть я и понимал, что идет он от живых. В воздухе была скверна немытой плоти, смешанная с миазмами отхожего места и запахом крепкой выпивки. По роду своей работы я, разумеется, привык к зловониям и вовсе никакого неприятного ощущения не испытал. Направившись к деревянной стойке, я спросил стакан портеру. Расположиться я решил так, чтобы заметить меня мог любой; желания быть принятым за правительственного шпиона у меня не было, потому в угол я не удалился. Я остался у стойки и отпустил громкое замечание о погоде, с тем чтобы окружающие услыхали мой выговор. Но они не проявили особого интереса, ибо в большинстве своем успели дойти до последней стадии опьянения, и через некоторое время я в состоянии был оглядываться вокруг, не привлекая к себе внимания. Были тут такие, что выпивали в одиночку, склонившись над своими бутылями и кружками; я заметил, что один помочился прямо на пол из грубых сосновых досок, не вызвав никаких замечаний. У нас в женевских тавернах в углах стоят горшки. Взор мой привлекла компания мужчин, сидевших в одной из ниш; все они курили длинные, тонкие трубки, которые, как я полагал, уже вышли из употребления. Они были молчаливы и задумчивы до крайности. На миг мне пришло в голову, что это те самые воскресители, которых я ищу. Позже я выяснил, что это золотари, чьим делом было подбирать собачьи, лошадиные и человеческие экскременты с городских дорог.

Затем с улицы вошел грубоватый с виду малый и, приблизившись к стойке, громким голосом спросил кувшин бренди с зельтерской. Я заметил, что хозяин трактира, подавая ему питье, обратился к нему как к знакомому; впрочем, малый не обратил на это никакого внимания и, швырнув на прилавок пару монет, направился в угол. Там было окно, выходившее на мощеный участок перед больницей, и он, казалось, не сводил глаз с ворот, освещенных одним-единственным масляным фонарем. Он высматривал кого-то — или что-то — с большим вниманием; однако мне с моего места у стойки ничего не было видно. Спустя пару минут к нему подсели двое других — от них сильно несло выпивкой и прочими, менее приятными вещами. У стойки рядом со мной оказался еще один человек со стаканом джина в руке. Неотрывно глядя перед собой, он сказал мне:

— К этим псам в руки лучше не попадаться — ни живым, ни мертвым.

— Откуда мне знать, кто они такие и чем занимаются, — ответил я.

— И не надобно вам этого знать. — Он все так же неотрывно смотрел перед собой. — Держитесь от них подальше. А то, не ровен час, вон там окажетесь. — Он кивнул в сторону больницы.

Хозяин сердито взглянул на него:

— Не слишком ли ты, Джош, разболтался?