– Выходи! – заорала подвыпившая особа.

– В соседнюю кабинку зайдите! – крикнула Маша.

– А я сюда хочу, – заявила накачавшаяся коктейлямидама.

– Во дура, – в сердцах воскликнула Маша, –ладно, около полуночи подробности изложу! Есть же идиотки на свете!

Дверь хлопнула, из соседней кабинки донеслись булькающиезвуки, пьянчужку тошнило.

Я метнулся к двери, чуть приоткрыл ее и увидел Машу. Девицастояла в коридоре, лицо ее кардинально изменилось – налет идиотизма исчез. Мневдруг стало понятно: Маша умная женщина! А через секунду пришла уверенность:сия особа талантливая актриса. В этот момент Маша потрясла головой, ее ротрастянула кретинская улыбка, голубые глаза стали пустыми, как у куклы Барби.Выпятив нижнюю губу, Маша пошла вперед, изредка капризно вскрикивая:

– Гри, я проиграла-ась! Гри-и-и! У них автоматыдубовые! Гри!

Я подождал пока она исчезнет, быстро выбрался из туалета,достиг выхода и смешался с толпой, текущей по Тверской.

Ай да Маша! Зря Григорий Арапов считает любовницу равной поинтеллекту табуретке. Если кто и дурак в создавшейся ситуации, так это он сам.Завтра же отправлюсь в агентство «Стиль жизни», узнаю адрес красавицы ипоговорю с ней совсем в ином ключе и в более подходящей обстановке, чем казино.

Домой мы с Мэри и Николеттой вернулись поздно.

– Ну как? – заверещали дамы, когда я вошел впарикмахерскую. – Теперь что?

Я улыбнулся:

– Удивительное сходство.

– Назови мое имя, – потребовала Николетта, одетаяв свой любимый брючный костюм розового цвета.

Чтобы доставить маменьке удовольствие, я уверенно сказал:

– Конечно, ты – Мэри.

– Он узнал, – разочарованно протянула та.

– Вава! – завопила вторая особа, в зеленойюбке. – Быстро объясни, каким образом ты догадался? Мы специальнопереоделись!

Я растерянно молчал. Если честно, то разобрать, гдемаменька, а где тетушка, практически невозможно. Я ориентировался по одежде ифатально ошибся.

– Вава, быстро, – топнула ножкой Николетта.

– Ваня, мы ждем, – подхватила Мэри.

– Ну, – выдавил я из себя, – у Мэри цветгубной помады слегка отличается, он более розовый.

– Ясно, – кивнула Николетта, – значит, гонимсейчас в магазин за косметикой, и можно начинать.

– Что? – насторожился я.

– Все, – хором ответили сестры и довольнозасмеялись.

Следовало выяснить, какая очередная глупость поселилась в ихвздорных головенках, но меня опять стало слегка подташнивать, поэтому я молчасел за руль и попытался абстрагироваться от действительности.

Бесцеремонный звук телефонного звонка ударил по голове всемь утра. Сначала я решил не обращать внимания на вызов, вяло отметив сквозьпрерванный сон: «Что за дурно воспитанный человек беспокоит в такую рань?», нопотом вдруг сообразил: наверное, меня разыскивает Нора, и вскочил с кровати.

– Ванечка Павлович, – защебетала Лиза, – ещеспим-с? Ай-ай! Этак и жизнь пройдет. Вставайте, дружочек, нас ждут великиедела. Плитка!

– Плитка? – растерянно повторил я, пытаясьпрогнать остатки сна. – Газовая?

Лиза засмеялась.

– Не варочная, а напольное покрытие. Ну же, топ-топ вванную, мыться-бриться – и в магазинчик. Выбор материала за вами.

– Это надолго? – осведомился я.

– На пару минут, – бодро воскликнула Лиза, –долго мучить вас не стану. Я уже провела маркетинг, нашла лавчонку, где ценатовара совпадает с его качеством. Ну же, Ванечка Павлович! Не топчите огурцы!Жду вас через час, как раз к открытию поспеем, народу никого. Пишите адресок.Ау, Ванечка Павлович, отреагируй! Хоть кашляни.

– Да, конечно, уже одеваюсь.

– Особо не кутайтесь, – заботливо сказалаЛиза, – духотища страшная, сильно парит, небось гроза собирается. Пиджакили куртка вам ни к чему. Лично на мне шорты.

Я положил замолчавший сотовый в карман. Лично на мне шорт небудет, эта одежда совершенно не пригодна для города. Ладно, женщине дозволяетсядемонстрировать красивые, стройные, гладкие ножки. Но Ивану Павловичу лучшеспрятать свои волосатые, слегка кривые нижние конечности в легкие брюки. Вотльняной пиджак, в котором я был вчера, надевать не стану. Кстати, его нужноповесить в шкаф.

Я подошел к стулу, снял со спинки вконец измятый пиджак и внезапноощутил приступ дурноты, настолько сильный, что чуть не упал. Кое-как, держасьза стену, я добрался до гардероба, сунул туда пиджак, закрыл дверки и плюхнулсяв кресло.

Тошнота отступила, руки перестали трястись, перед глазамиболее не мелькали черные точки, лоб начал высыхать. Честно признаюсь, испугалсяя до крайности. Вчера вечером со мной приключился точь-в-точь такой же приступ.Тогда я решил, что мое состояние объясняется духотой в коридоре казино. Носегодня! Может, я попросту не выспался? Или среагировал на очередное изменениепогоды? Почувствовал приближение грозы?

Вот глупости. Я не завишу от капризов окружающей среды, непринадлежу к людям, которые жалуются: «В дождь маюсь мигренью».

Я встал, двинулся к гардеробу и вновь распахнул дверцу. Вытащилсветлые брюки, нежно-кремовую рубашку, ощутил новый приступ дурноты и рухнул вкресло.

Ей-богу, положение становится аховым, похоже, я не способенвыйти из квартиры. Да, ранее я не реагировал на погоду, но ведь время неумолимобежит вперед, мне уже не двадцать и даже не тридцать лет. До сих пор всесистемы организма работали слаженно, но рано или поздно на любого человеканачинают наваливаться болячки. Пришел и мой черед. Только бы не инсульт! Большевсего на свете я боюсь превратиться в беспомощное, полностью зависящее от чужойволи существо. Уж лучше сразу умереть или покончить жизнь самоубийством.

Волна тошноты откатилась, но я продолжал сидеть, боясьпошевелиться. К сожалению, медицина идет вперед семимильными шагами. Вы неослышались, я употребил именно это выражение: к сожалению. Сейчас большинствозаработавших удар людей выживает, сразу погибнуть вам не дадут, отобьют у дамыс косой и усадят в инвалидное кресло. В виде растения, поддерживаемый уколами итаблетками, протянешь долгое время, мучая себя и других. Может, составитьзавещание, написать в нем: «Запрещаю меня реанимировать!»?