– Нет, – вздохнул я, – ваш визит к РегинеКоловоротовой…

– К кому?

– Регине Андреевне Коловоротовой.

– Это кто?

– Владелица дома свиданий.

– Что?!

– Григорий, очень хорошо понимаю, что никакие серьезныеразговоры сейчас вы вести не можете, рядом стоит жена. Но, если несогласитесь… – строго сказал я.

– Что за дурь! – взвыл Арапов. – Вы намобильник звоните! Вообще-то я еще в офисе парюсь!

Я растерялся:

– Но утром я набирал этот номер и нарвался на женщину,которая сначала сообщила, будто вас нету, а затем, решив, что меня попросилапозвонить некая Лена, рассвирепела, аки лев!

Гриша крикнул:

– Во блин! Я в ванной небось брился, а Ритка мобилусхватила, вечно она меня поймать хочет. Так в чем дело? Какая Регина? Что засвидания? Ничего не знаю.

– Ну хоть о Бурмистрове слышали? – с легкойехидцей спросил я.

– Конечно, – не заметил издевки Григорий. –Владилена Семеновича всякий знает.

– Бурмистров просил оказать мне содействие. Если вас незатруднит, назовите адрес своей конторы, мигом прикачу и много времени неотниму.

– Так, – рявкнул Гриша, – давайте номертелефона и представьтесь.

Узнав мои паспортные данные, Арапов отсоединился, успевбуркнуть на прощанье:

– Трубу не занимай.

Держа мобильный в руке, я вновь принялся разглядывать толпу.Завидую ли я сегодняшним молодым? Да, ужасно. У них намного большевозможностей, чем у нас, они более свободны, раскованны, способны смело сказать«нет» тем, кто пытается подмять их. Я же был взращен в жестких ограничениях,моя юность состояла из одних частиц «не». Неприлично курить на улице, нельзя неработать, невозможно поехать за границу отдыхать, не достать любимых книг,хорошей одежды и качественных продуктов, неприлично быть богатым. Люди,перешагнувшие пенсионный рубеж и вспоминающие с глубокой тоской приснопамятныевремена, старики и старухи, размахивающие флагами и транспарантами с надписями«Хотим в СССР», не понимают двух простых вещей. Они наивно полагают, что вместес советским строем к ним вернется здоровье, вырастут потерянные зубы,закудрявятся волосы, нальются силой мышцы. Но этого не случится, никакойкоммунистический лидер не сумеет реставрировать молодость. И второе. Заставиввсю страну жить на грани нищеты, дав людям грошовые оклады, отняв у нихвозможность ездить в другие страны, чтобы те не сравнивали свои условия жизни счужими, усиленно вдалбливая в головы несчастных «совков» постулат: «Бедностьлучше богатства, все, кто имеет деньги, – воры и негодяи», сами правителивели совсем иной образ жизни. Я большой любитель мемуарной литературы и синтересом читаю воспоминания жен ближайших соратников Ленина и Сталина. Дамскаяпроза более откровенна, чем мужская. Если политические деятели описывают всвоих дневниках встречи, переговоры, протокольные мероприятия, то их супругидают иную картину жизни. Захлебываясь от восторга, они пишут о Париже, Берлине,Лондоне, о роскошных магазинах, покупках, о том, как их баловали мужья, даряшубы и драгоценности. В СССР десятки, сотни тысяч крестьян попали в лагеря закрынку молока, унесенную домой с колхозной фермы для голодного ребенка, или задесяток колосков, подобранных на общественном поле. А дочка высокопоставленногопапочки строчила в дневнике: «28 сентября 1939 года. Мы с мамочкой в Париже.Это роскошный город, жаль, что нельзя тут остаться навсегда. Большие бульварыволшебны, я съела вчера килограмм засахаренных каштанов и сегодня отказалась отзавтрака, смогла лишь выпить кофе с булочками. Сейчас поедем в магазин, онзакрыт для простых посетителей, в Париже умеют принимать интеллигентных людей,вот у нас пока такого нет, мы вынуждены брать платья в распределителе, а тамникакого выбора, ужас! Я так и сказала маме: «Хоть убей меня, а не надену ниодну вещь, привезенную из Москвы, я в них отвратительно выгляжу. Просто стыд».[2]

Что же касается лозунга: «Богатство – порочно», то я оченьхорошо знаю, отчего коммунисты усиленно внедряли его в массы. Социалистическиелидеры хорошо понимали: народ следует стричь под одну гребенку, иначе еще, недай бог, думать начнут.

Когда человек беспрестанно размышляет о том, как быпрокормить семью, он не способен ни к какой другой умственной деятельности.Тот, кто сумел своим трудом, подчеркиваю, трудом, а не воровством, скопитькапитал, достоин уважения, он…

Сотовый завибрировал. Я поднес его к уху. Эк тебя занесло,Иван Павлович, думай не о мировых проблемах, а о том, как побыстрей найтиубийцу Риммы Победоносцевой.

– Сретенский бульвар, – сухо сказалГригорий, – за полчаса доберетесь? Если нет, то завтра!

Я встал со скамейки.

– Нахожусь возле кинотеатра «Пушкинский», мне тут двеминуты ходу.

Кабинет у Григория был обставлен с купеческой помпезностью,повсюду деревянные панели, позолота, кожа и мозаика из перламутра. Но самоешокирующее впечатление производил письменный прибор: огромные куски мрамора,украшенные бронзовыми фигурками античных богов и богинь. Скорей всего, сияподелка стоила бешеных денег, но посетителю, впервые перешагнувшему порогкабинета Арапова, могло показаться, что на столешнице устроено кладбище, этакийстаринный погост, нечто типа Новодевичьего или Ваганьковского мемориальногокомплекса.

– Что за чушь! – забыв поздороваться, воскликнулхозяин, поднимаясь из рабочего кресла. – Дурь полная! Бурмистров попросилотдать вам мобильный! У меня его нет! Бредятина какая-то!

Не дожидаясь приглашения, я опустился в одно из помпезныхкресел, подлокотники которого были выполнены в виде бронзовых орлов сраспростертыми крыльями, и вежливо сказал:

– Григорий Юрьевич, разрешите представиться, ИванПавлович Подушкин, частный детектив. У меня к вам есть пара вопросов.

– С какой стати вы приперлись сюда? – началкраснеть Арапов. – Не желаю иметь дело с мусорами!

– Я представляю не государственную структуру, ачастную.

– Хрен редьки не слаще.

– Вы приходили к Регине Андреевне Коловоротовой?

– Первый раз про такую слышу, – взвился Григорий.

Я решил не обращать внимания на его хамство и спокойнозадудел в свою дуду.

– Вы пригласили к Коловоротовой Римму Победоносцеву,проститутку.

Гриша крякнул.: