Главной областью применения войны без войны все же являются внутренние информационные (или информационно-виртуальные, поскольку информация опирается на смыслы) интервенции как работа со своим собственным населением. Здесь нет никакого настоящего опасного врага. Просто наиболее часто так действуют те, кто имеет либо много власти, либо много денег. И они, как правило, готовы на все, чтобы сохранить либо то, либо другое, при этом всегда подают свое правление как безальтернативное.

Управление внутренним миром человека очень важно, поскольку внутренний мир задает его поведение в мире внешнем. Когда религия или идеология занимают позицию монополиста, конфликтует только меньшинство, которое недовольно таким положением, а большинство спокойно покоряется доминирующим ценностям.

Дж. Сури посвящает отдельную главу своей книги «Власть и протест» языку несогласия[228]. Он считает, что поскольку политика — это форма контролируемого конфликта, должен появиться язык несогласия (language of dissent), чтобы люди могли выражать свой гнев так, как они не могли делать этого раньше.

И это снова изменение модели мира, в которую не была вписана такая возможность. Когда она появляется в «прописях», можно ожидать ее появления в мире.

В мире есть только то, что есть в голове. Индивидуальный опыт слабо кодируется в опыт коллективный. Опыт протеста заблокирован, что хорошо описывает теория гегемонии А. Грамши. В соответствии с ней правящие классы с помощью интеллигенции транслируют образ справедливой страны во главе с доминирующим классом в головы бедных и обездоленных. В этом плане олигархи всегда правы и в случае Украины. Они легитимизированы существующей моделью мира, вложенной в массовое сознание.

Если общества заинтересованы в разнообразии, поскольку это порождает в результате и инновации, и свободу, то для государств это дополнительная работа, поскольку легче управлять единым, например, армией, а не университетом, где каждый старается иметь собственные законы. Как правило, государства и общества прошлого только тем и занимались, что активно «гасили» разнообразие. По этой причине люди часто бежали от государственного давления, как это произошло со староверами. Или японский премьер сегодня может говорить гражданам, что им следует смириться с тем, что для развития экономики им нужны в городах иностранцы, хоть они и «другие».

Государства, наоборот, в своих первичных формах максимально поддерживают единообразие, поскольку оно облегчает для них управление. Когда Украина «уничтожает» средний класс или отправляет его в эмиграцию, она создает облегченное для управления пространство зависимых от него бюджетников и пенсионеров. Однотипно растет единообразие в результате глобализации, с которым приходят не только товары, но и те же рекламные ролики и кампании в сфере паблик рилейшнз. Падает стоимость «мостика» от товара к покупателю, что ведет к росту прибыли.

Огромную роль в создании одинакового мышления играют СМИ. Когда-то эту роль унификации мышления выполняли религия и идеология, сегодня это делают медиа. Вот как, например, описывается в очередной раз телевизионное порождение новостей в России. Это слова С. Кордонского: «Здесь создана очень интересная социальная машина. В администрации проходит совещание, на котором определяют, что будут показывать в ближайшие 10 дней, и кто это будет показывать, какой канал. Потом идет совещание с каналами, уже в другом составе, где до них доводят задание. Потом включается телевизор, вещает. После того как он отвещал, в дело вступают ФОМ и ВЦИОМ. Они проверяют, как люди в ответах на жестко сформулированные вопросы повторяют формулировки, которые идут из телевизора. Если хорошо повторяют — значит, хорошо сработали. Вот это — машина воспроизводства якобы общественного мнения. А на самом деле — его унификации»[229].

Как видим, в отличие от американцев, здесь хорошо выстроена работа с массовым сознанием, а США создают психологические портреты индивидуальных избирателей. Возможно, это также связано с тем, что в США микротаргетинг пришел из бизнеса, а оттуда уже в политику, а бизнес строится на отслеживании и последующем влиянии на своих покупателей. Исходя из этого тренда, прорывные технологии, даже в негативном смысле, у россиян будут в первую очередь в политике, а у американцев — в бизнесе.

Когда соцмедиа смогли войти в этот процесс распределения информации на правильную и неправильную, у нас и возникли вмешательства в выборы и референдумы сквозь анонимизированный аналог СМИ, спрятавшийся в соцмедиа.

При этом интересно, что когда человек получает дополнительную информацию о том, почему именно ему пришло данное сообщение, воздействие этой, например, рекламы резко понижается. Эти исследования провели ученые в Гарварде[230][231].

В принципе, влияние может идти по множеству направлений. И многие такие виды, которые используются для давления извне, могут быть использованы и внутри страны. Мы можем спокойно брать их из внешне ориентированного списка, например, поддержка оппонентов, экономическое давление, кибератаки[232].

Манипуляции с российскими природными ресурсами как элемент давления рассматриваются в анализе современной политической войны корпорации РЭНД, при этом политическая война задается как такая, которая действует в тени[233]. В случае Украины, например, часть игроков получала более дешевые нефть и газ, а другая часть — нет. Имея такую финансовую поддержку, можно удерживать телекомпании и сайты, которые будут проводить нужный вид политики, что особенно важно в период выборов. Здесь ЭКОНОМИКА кодируется в ИНФОРМАЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ, направленные на ПОЛИТИКУ.

Мы живем в мире, когда виртуальное выстраивает реальное. Это было и раньше, когда неизменные религия и идеология столетиями строили мир под себя. Сегодня эти процессы резко ускорились и облегчились, поскольку информационный компонент не просто получил способность достигать всего и всех, но и делает это достаточно дешево.