общежитие казармой, но якуты на строгость школьного быта не отреагировали. В этот день им что казарма, что общежитие — все было едино.

— Холодно, черт возьми! — Виктор посмотрел на покрытые морозным узором окна КПП, прикинул, как поступить лучше, и принял решение. — Не будем на улице перепираться! Пошли. В общаге поговорим.

Они зашли на крыльцо КПП. Дежурный милиционер, худой высокий тип в очках, отвлекся от просмотра телепередачи по портативному телевизору, заметил непрошеных гостей и проворно выскочил к вертушке:

— Вы куда? Посторонним на территорию объекта вход запрещен.

— Брат с Севера приехал, — миролюбиво объяснил Воронов. — От матери письмо привез.

Милиционер с величайшим сомнением посмотрел на Алексеева. «Брат» голубоглазого Воронова был круглолицым, смуглым, узкоглазым, но мало ли, как в жизни бывает! Один брат русский, другой — нет. Можно, конечно, в позу встать: документы потребовать, на инструкции сослаться, но… черт с ним, пусть идет! Новый год все-таки, праздник.

— Брат пусть проходит, остальных не пропущу.

— О господи! — вскинул руки к небу Рогов. — Почему ты позволил этой амебе выйти из анабиоза?

— Я вам навстречу пошел, а вы обзываться вздумали? — рассердился милиционер. — Я на тебя рапорт напишу!

— Пиши! — разрешил Рогов. — Только сначала узнай, с какого я курса. Пошли, мужики!

Рогов повел якутов вдоль забора, через ворота пункта приема стеклопосуды к логу, откуда был прямой путь на неогороженный забором хозяйственный двор школы.

В комнате у Виктора Алексеев рассказал:

— Новый год встречали у Нади на съемной квартире — я, Салех, Попов, Надя и ее подруга. Разошлись под утро, во сколько точно, не помню. Девчонки остались, я поехал домой, Попов — к себе в общежитие. В час дня ко мне примчалась Надя и сказала, что утром ее разбудил звонок в дверь. Она спросонья открыла, не спросив, кто там, и ничего не успела сообразить, как ей к лицу прижали тряпку с хлороформом и она уснула. Проснулась — ребенка нет. В коробке, где он спал, записка: «Сообщите в милицию — ребенка убьем». Я почему-то сразу же на вас подумал. Не на тебя конкретно, на Бича. Он-то точно знал, где Надя квартиру снимает.

«Откуда она узнала, что ее усыпили хлороформом?» — подумал Воронов, но пока ничего уточнять не стал, решил выяснить подробности происшествия.

— Давай не будем спешить. Расскажи обо всем по порядку.

— Бич, этот… — начал было Алексеев.

Но Виктор перебил его:

— Подожди! Бича я еще не видел, но могу тебя заверить, что ему ребенка нести некуда. Младенцу не место в казарме!

— Откуда ты знаешь… — начал заводиться якут, но Воронов вновь прервал его:

— Заткнись ты со своим Бичом! Клянусь честью будущего офицера: если он причастен к похищению младенца, то я его покрывать не буду. Пусть сидит!

Воронов прервался на полуслове, прислушался к голосам в коридоре.

— Оставайся здесь и слушай! — велел он якуту.

Виктор высунулся за дверь, окликнул одногруппника:

— Сэмэн, Бич с вами Новый год встречал?

— С нами, мать его! — выругался Сэмэн. — Под самый бой курантов заявился откуда-то поддатый, напился и вырубился за столом. Мы его к нему в комнату унесли, на кровать бросили. Перед сном пошел я в туалет, слышу — рыгает. Заглянул, а там — весь пол уделан! Спрашивается, если не умеешь водку пить, на фига жрать-то ее без меры? Он, пока за столом сидели, где-то полбутылки приговорил, не меньше.

— Для него полбутылки — как для нас литр. Я бы с литра помер, а его только тошнит. Говорят, что если человек блюет с перепоя, то значит, не все потеряно. Если организм сопротивляется, то до алкоголизма еще далеко. Где он сейчас?

— Спит. Часа через два разбужу. Пусть рвоту отмывает, а то запах из его комнаты на весь этаж идет.

Воронов вернулся в комнату.

— Все слышал? Бича пойдем смотреть?

— Пойдем! — решительно ответил Алексеев.

Виктор дождался, пока в коридоре опустеет, и повел якута в комнату к Бичу. Зрелище, открывшееся им, было отвратительным и больше подходило для грязного притона, чем для общежития казарменного типа. Но что было, то было! Человек, валявшийся на кровати, находился в невменяемом состоянии. Напрасно Алексеев попробовал его растормошить — Бич мычал, хрипел, что-то бормотал, но просыпаться наотрез отказывался. Выпитая накануне водка крепко держала его в мире алкогольных грез и отпускать в суровый мир реализма не собиралась.

— Бесполезно! — понаблюдав за усилиями якута, сделал вывод Воронов. — Пока не проспится, в себя не придет. Пошли ко мне!

Не успели они остаться вдвоем, как появился Рогов.

— Сегодня не священный День похмелья, а День идиотов! — с порога заявил он. — Прикинь, в карауле стоит первый курс. Они выставили какого-то балбеса в хоздвор. Он увидел нас и как закричит: «Стой! Кто идет?» Я от удивления чуть язык не проглотил, потом опомнился и говорю: «Братан, ты что, с катушек съехал?» Он, первокурсник этот, юмора не понял, автомат с плеча сдернул и как завопит: «Стой, стрелять буду!» Я оглянуться не успел, как моих попутчиков и след простыл. Это на них так автомат подействовал. Я постоял, посмотрел и решил, что с идиотом связываться не буду, и пошел к ФЗО. Там через забор перелез.

— Через КПП же ближе будет? — удивился Воронов.

— Там произошел неприятный инцидент. Я постового амебой обозвал. Он обиделся, пообещал рапорт написать, так что мне ничего не оставалось, как штурмовать родную школу через запасной выезд. А как у вас? Ясность не наступила?

— Только начали говорить.

— Тогда чирикайте! Я посижу у Сэмэна.

Воронов не ожидал, что приятель увильнет от серьезного разговора, но, подумав секунду, решил, что так даже лучше будет. Один на один собеседник всегда честнее.

— Ну, давай рассказывай, а я пока чай поставлю.

— Короче, дело было так, — начал якут. — Наде после родов родители деньжат подкинули, чтобы она сняла квартиру и пока пожила здесь, в Хабаровске. Одной жить и скучно, и с ребенком трудно управиться. Надя позвала к себе Глашку Попову с параллельной группы. Ты что ухмыляешься? Имя старинное услышал? Есть у якутов такой прикол — старинные русские имена детям давать. Меня Афанасием хотели назвать, но обошлось! Так, что дальше? У Глашки есть брат Михаил Попов, он учится у нас в институте на последнем курсе. Мы решили объединиться и встретить Новый год вместе. Ко мне ехать не рискнули. На улице холодно, а ребенок еще маленький, замерзнет, не дай бог, заболеет. Собрались, значит, мы у Нади. Выпили, то-се, но обстановка — не та! Салех бы к Глашке клинья подбил, но при брате как-то неловко за девушкой