– А я-то тут при чем? – хлопнул ресницами парень, и острый кадык над воротом его рубашки нервно дернулся.

– У вас есть приговор по делу э-э… насильника из университета?

– Нет.

– Почему же вы пишете о том, что он совершил изнасилование и покушение на убийство, словно это уже установленный факт? Что вы будете делать, если суд вынесет оправдательный приговор?

– Ничего не буду делать. А чего вы, собственно говоря, от меня хотите?

– Опровержения.

– Опровержения?! А что я должен, по-вашему, опровергать? Ученый извращенец совершил преступление. На настоящий момент дело расследуют. Где тут неправда?

– Вы говорите, что он совершил преступление. А если бедняга стал жертвой оговора? А ведь он – доктор наук, профессор. Вы понимаете, что станет с его репутацией? Она превратится в лохмотья!

– Позвольте… – на лице парня мелькнула догадка. Он внимательнее посмотрел на возмущенную профессоршу. – Позвольте… Я, кажется, начинаю догадываться. Он кем-то вам приходится, тот самый профессор?

Виктория дернула плечами.

– С чего вы взяли?

– А зачем бы тогда вам приходить сюда, возмущаться, да еще к тому же вспоминать какие-то подозрительные принципы?

– Я – представитель возмущенной общественности.

– Вашей общественности нечего возмущаться, – заметил Стас. – Я доношу до нее информацию. Вы сами-то о гласности слышали?

– Доводилось, – сухо ответила Соболева. А паренек-то оказался не промах. Решил бороться с ней ее же оружием.

– Так вот, милая дама. Мы живем в свободном обществе, и люди вправе знать, что в нем происходит. Криминальная хроника – часть нашей жизни, хотите вы того или нет. И если мне придется выбирать между интересами пакостника, который обвиняется черт знает в чем, и интересами законопослушной читательской массы, я встану на сторону большинства.

– Я так понимаю, это ваше последнее слово, – гордо подняв голову, констатировала Виктория. – Опровержения не будет?

– Не дождетесь, – пообещал парень.

– Ну, тогда я иду к главному редактору.

– По коридору, крайняя дверь справа. Там увидите вывеску. Нашего главного редактора зовут…

– Мне нет дела, как его зовут, – ответила Соболева, решительно шагая по направлению к коридору.

Как выяснилось позже, она сильно ошибалась…

Дверь отлетела в сторону чуть более порывисто, чем того ожидала Виктория. Мужчина за столом поднял голову.

– Черт возьми, что тут происходит? – рявкнул он. – Неужели моего секретаря нет на месте?

– Я пришла не для того, чтобы разговаривать с секретарем, – выпалила Виктория. – Мне нужны вы, а не ваши спецкоры и секретари-референты. Я вообще не понимаю…

И осеклась на полуслове. Мужчина за столом, кажется, тоже потерял дар речи. Он смотрел на нее во все глаза, выпустив из рук «Паркер» с золоченым пером. Выражение недовольства на его лице быстро сменилось изумлением и растерянностью. То же самое сейчас читалось на лице посетительницы.

– Виктория?! – вырвался у хозяина кабинета вопрос, в котором смешалось все: радостный испуг человека, которого застали врасплох, удивление и, пожалуй, растерянность.

– Виктор?!

Имя с соленым привкусом на губах…

Но к ней уже не вернется лихорадка первой любви. Не будет больше слез в подушку по ночам, волнующего ожидания и первых признаний, от которых кружится голова. Все прошло и никогда не повторится. И только соленый привкус ее горьких слез останется в памяти – как самое яркое впечатление далеких солнечных лет юности.

Конечно, он изменился. Но не настолько, чтобы не узнать прежнего сероглазого молодого человека, худого и мускулистого. Теперь он выглядел солидно, как и подобает успешному мужчине, вступившему на порог своей зрелости. На висках едва пробивается первая седина, но лицо осталось таким же живым, как и прежде. Разве что линия рта стала чуть жестче. Серые глаза закалились и смотрятся стальными. Разумеется, он раздался в плечах и приобрел некую осанистость. Где вы, первые мальчишеские усики и длинные, как плети, угловатые руки? Куда делся прежний чуть резкий голос? Теперь он звучал низко и значительно, в нем появилась хорошо заметная хрипотца.

– Какими судьбами, Виктория? – спросил главный редактор газеты, поднимаясь навстречу посетительнице. – Пожалуйста, садись.

Соболеву не нужно было упрашивать. Ноги ее и без этого подкашивались.

– Я не ожидала увидеть тут тебя, Виктор, – молвила она, проводя рукой перед лицом, словно отгоняя видения. – Я здесь… Впрочем, долго рассказывать.

Он присел перед ней на краешек стола, как обычно делал только в присутствии самых близких людей. Разумеется, не посетителей.

– Дай-ка посмотреть на тебя… Какая же ты стала!

Его глаза жадно вбирали всю ее, словно стараясь запечатлеть ее облик в памяти на случай, если они больше никогда не встретятся.

Под этим пристальным взглядом ей стало неуютно.

– Конечно, я изменилась. Постарела, – сказала она, желая заглушить нарочито бодрым голосом свою неловкость. – Ты же понимаешь, мне уже не восемнадцать.

– Но и мне не двадцать, – улыбнулся он. – Однако ты выглядишь просто потрясающе, Виктория. Королева Виктория. Помнишь, как я называл тебя?

– Помню, – краешками губ улыбнулась она.

– Сейчас ты больше похожа на королеву, чем когда была худенькой долговязой девчонкой в простом ситцевом сарафане.

– Ты помнишь мой сарафан? – Голос ее дрогнул.

– Конечно. Синий в мелкий белый цветочек. Помню и ту смешную шляпу, которую ты стянула у своей матери и носила, чтобы казаться старше. Кажется, ты мне тогда говорила, что у тебя появился поклонник – капитан дальнего плавания.

– Я, конечно, врала.

– Я догадывался, – улыбнулся он. – Теперь это кажется смешным, а тогда я был готов вызвать его на дуэль.

– Да, – счастливо улыбнулась она, уплывая в страну юношеских воспоминаний.

– Как ты живешь? – спросил он. – Знаю, что добилась успеха. Доктор наук. Профессор.

– Да.

– Как муж? Как дети?

– Все замечательно. Двое детей, Маша и Петя. Замечательный муж Аркадий. Тоже, кстати, профессор.

– Ого! Да вы молодцы.

– Да. И у тебя, вижу, тоже все хорошо. – Она кивнула в сторону портрета в серебряной рамке. На фоне безоблачного, должно быть, южного неба улыбалась молодая симпатичная женщина. Руками она обнимала худенького сероглазого мальчика.

– Да, – подтвердил он. – Сыну уже почти пятнадцать.

– Ровесник Пети, – кивнула головой она. – Я рада, что у тебя все хорошо. Не знала, кстати, что ты теперь главный редактор.