Дня за два до этого вышел номер «Восхода» с рекламным объявлением о предстоящей публикации повести Акима Востроносова «Наше время». Перед тем как проследовать в аэропорт, Чайников заглянул по какому-то делу в редакцию. И тут как раз раздался звонок по телефону. Звонили не ему, а тому заму, который тут сидел прежде. Звонили из другого толстого литературного журнала, куда, как оказалось, послал второй экземпляр своей гениальной повести Аким Востроносов. Там, разумеется, умной машины не было, стало быть, о том, что рукопись к ним поступила гениальная, и ведать не ведали. Правда, повесть признали вполне приемлемой и не спеша, в порядке очереди намеревались готовить к печати. Но раз уж «Восход» опередил, то ничего другого не остается, как уступить.

В заключение разговора Чайников весьма деликатно выведал, что там при рукописи сохранился конверт с обратным адресом автора. Легко удалось договориться о том, что рукопись передадут «Восходу» вместе с конвертом, для чего сейчас же будет послан курьер.

С этим радостным известием и ворвался Чайников со скоростью снаряда к замам.

– Предлагаю немедленно послать Матвеевну. И на машине! – закончил свой рассказ Аскольд Аполлонович.

Петр Степанович и Степан Петрович тут же с ним согласились. Незамедлительно была вызвана Лилечка, которой отдали распоряжение вызвать машину и, не мешкая, послать Матвеевну с поручением.

Только успела отойти машина, как к заместителям прибежала озабоченная Лилечка.

– Илларион Варсанофьевич требует машину. Что делать?

Петр Степанович и Степан Петрович тревожно переглянулись. Заволновался и Чайников.

Первым нашелся Петр Степанович.

– Не волнуйтесь, Лилечка. Скажите – вызываю, – посоветовал он.

– Что вызываю?! – взмолилась Лилечка.

Вторым нашелся Степан Петрович.

– Знаете, можно сказать, что до диспетчерской дозвониться не удается. Ведь когда надо, у них вечно кто-нибудь висит на телефоне.

Но Лилечку и это не утешило, на лице ее все ярче цвело отчаяние.

– Машина же вот-вот вернется, не стоит так переживать, – попробовал внести свою лепту в успокоение и Чайников. – Езды-то десять минут в оба конца.

– Если тот, кто нужен, окажется на месте и если Матвеевна не вздумает распивать чаи с тамошней курьершей, – недобро предположила Лилечка, которой мерещились всякие каверзы.

Но, к счастью, все обошлось как нельзя лучше. Тамошняя курьерша оказалась посланной с заданием, и Матвеевна обернулась моментом, доставив требуемое.

Автор «Нашего времени», как выяснилось, был не из далекой Востроносовки, а из близкой Ивановки, что всего в полутора часах езды на электричке.

До приезда Кавалергардова заместители и Чайников успели в очередь друг за другом прочитать по два десятка страниц гениальной повести и удостоверились, что вещь вполне добротная. Правда, насчет гениальности у них твердого мнения не сложилось. Петр Степанович даже посмел высказаться в таком духе:

– А не поспешили ли мы насчет гениальности?

Степан Петрович в ответ лишь пожал плечами, не проронив ни слова.

А Чайников молвил:

– Но ведь машина. Дважды проверил.

– Если бы с машины был спрос, – вздохнул Петр Степанович, – а то спрашивать-то будут с нас.

Как раз в это время к заместителям вошел Кавалергардов, и дискуссия оборвалась. Степан Петрович все кратко доложил Кавалергардову, тот с удовлетворением заметил:

– Видите, и они повесть оценили, но до того, что она гениальна, не доперли. Где им.

– Машины у них нет, – заметил Чайников.

– Без машины, пожалуй, и мы бы прохлопали, – согласился Илларион Варсанофьевич.

Он взял привезенный экземпляр рукописи, внимательно изучил приколотый к ней конверт и распорядился:

– Вызвать автора телеграммой. – С этими словами Кавалергардов протянул конверт Аскольду с наказом: – Не потеряйте. На этот раз не прощу.

– Может, подскочить в Ивановку? Вернее будет, – предложил Петр Степанович.

– Есть резон, – согласился Кавалергардов, подумал и сказал: – Пока телеграмму, а там видно будет.

Илларион Варсанофьевич полистал рукопись, аккуратненько сложил ее и сунул в карман плаща. Затем прошелся по узенькому, как пенал, кабинетику замов и, внезапно остановившись с таким видом, будто его вдруг осенило, воскликнул:

– А ведь пора трубить в рога! Пора!

Замы насторожились, а Чайников, впервые слышавший загадочное изречение, ничего не понял.

– Хорошо бы организовать два-три подвальчика в канун выхода журнала с повестью, репортажик об авторе, интервью с ним или еще что в этом духе, – мечтательно произнес Кавалергардов.

Замы пообещали подумать и наперебой стали предлагать критиков, с которыми обо всем можно договориться. Но шеф отмахнулся:

– Критиков найдем, главное – уломать редакторов. Это будет посложнее.

Поняв, что такое никому, кроме его самого, не по плечу, Илларион Варсанофьевич направился к себе в кабинет и тут же созвонился с одним из редакторов газеты. Поговорив для приличия о воскресной рыбалке, перешел к делу, рассказал о совершенно выдающейся повести на современную тему молодого, только что открытого автора, обещающего в самое ближайшее время вымахать в правофлангового всей нашей литературы. Редактор начал было урезонивать Иллариона Варсанофьевича:

– Чего же, отче, ты так торопишься. Не пожар же. Выйдет номер, почитаем, дадим. Это я тебе твердо обещаю.

– Консерватор ты, старик, вот что я тебе должен сказать со всей прямотой, – отвечал на это Кавалергардов. – Давай, понимаешь, так рассуждать: печатал бы я, скажем, Шолохова, разве не поспешил бы ты выстрелить хвалебным подвальчиком?

– Может, и не поспешил бы, – спокойно ответила трубка.

– Эх, управы на вас не стало, – посетовал Илларион Варсанофьевич и продолжал гнуть свое: – Представь себе, двери в литературу распахивает не кто-нибудь, а сам молодой Лев Толстой, а ты его не хочешь подобающим образом встретить. История тебе этого, знаешь ли, не простит.

– Ты меня начинаешь стращать?

– Какое стращать, дело говорю.

– Постой, постой, – спохватился собеседник, – не про того ли ты ведешь речь, которого у тебя какая-то машина открыла? Ну-ка, признавайся.

– При чем тут машина? – возмутился Кавалергардов. – Мы и сами пока с мозгами. Вещь действительно такая, что только ахнуть. Вместе на комитете за присуждение премии голосовать будем. Попомнишь мои слова.

– Вот что, Илларион, – оставляя шутливый тон светского разговора, решительно проговорил редактор. – Сойдемся на том: ты мне отрывок с толковым врезом, а я после этого, так и быть, даю подвал. По рукам?

– Что с тобой поделаешь, – вздохнул Илларион Варсанофьевич.