над навязанной игрой, а затем вернуться поближе к борту катера, чтобы вновь любоваться морским простором, но в сознании вспыхивает шальная мысль о том, что ситуацию можно повернуть иначе, поэтому…

– Правда, – смотрю на него не менее пристально, чем он сам, дополняя в полнейшей меланхолии: – От и до. Так что пей, Тём. Пей.

Рупасов едва заметно щурится, а уголки его губ дёргаются в явном одобрении. Он опрокидывает первую стопку залпом, так и не отведя от меня взгляда.

Моя очередь задавать вопрос. Желательно такой, на который он не ответит. Или тот, на который до умопомрачения хочется знать ответ. И мне известны оба варианта.

– Стоило мне появиться в городе, как ты проходу не даёшь, – начинаю, демонстративно игнорируя, как мужчина неприязненно морщится от моих слов. – Но при этом за все восемь лет даже не позвонил ни разу. И дело тут явно не в том, что мой номер настолько секретный. С Ромой же ты общался. Почему, Артём? Почему именно сейчас? Почему не раньше?

То, что нечто подобное мало бы что изменило, конечно же, оставляю при себе. И совершенно точно знаю – ответа я не получу. Но и такой расклад меня устраивает.

– Два – ноль, – спустя небольшую паузу отзывается Артём.

Он опустошает вторую стопку, тем самым подтверждая все мои домыслы и догадки по поводу происходящего. Оставшуюся часть предстоит узнать уже у Агеева.

– Так что тебя держит? – пользуется своей очередностью Рупасов. – Точно знаю, не счастливая семейная жизнь и безумная любовь к мужу. Тогда что?

«Явно не то, что так держало тебя, хотя источник причины заключается в одном человеке!» – кричит моё подсознание.

Но то, конечно же, остаётся при мне.

– Я не буду отвечать, – проговариваю сухо.

Больше не смотрю на мужчину. Выпиваю свою первую порцию. И не потому, что собираюсь поддерживать правила игры и дальше. Просто очень хочется задать свой второй вопрос, а без этого – никак не получится. Вино слабое и почти сладкое, поэтому плата за столь нужную истину очень даже оправдывает себя.

– Если бы я развелась, что дальше, Тём? Типа жили мы долго и счастливо, да? Неужели у тебя за все восемь лет так и не появилось помимо меня никого больше?

Так и не поднимаю взгляд. Даже дыхание задерживаю в ожидании. Но всё равно слишком ярко и остро представляю, как взгляд синих глаз опускается на мои плечи опустошающей тяжестью, буквально придавливая собой к палубе. И чем дольше тянутся последующие секунды, тем больше я начинаю сожалеть, что смею озвучить то, что вроде как касаться и не должно вовсе. А когда мужчина поднимается с места, чтобы сесть со мной рядом, так и вовсе готова забрать все свои слова назад. Ведь он мог бы просто ответить «Нет» или «Да», а если так, то между нами всё становится ещё сложнее, чем уже есть.

– Ни одна из них ни черта не значила, Жень, – негромко произносит Артём, сгибом указательного пальца поддевая за подбородок, вынуждая смотреть на него. – Одного твоего слова достаточно, чтобы их больше и не было никогда. Не нужны они мне. Ни одна из них. Только ты. Веришь?

В горле встаёт ком, а сердце замедляет ход.

Разве не о подобном я мечтала?

Что, если только не это – самое столь важное и желанное признание, должно заставить меня сдаться и капитулировать, наплевав на всё остальное?

Вот только…

– Два – два, – озвучиваю счёт, махом опустошая свою вторую порцию алкоголя.

Терпкий ром обжигает горло, а голова кружится в пьянящей эйфории, играя на контрасте с лёгкой качкой волн, которые сейчас отделяют нас от всего мира. Но я прекрасно знала, что так будет, если учесть, что ещё не ела сегодня. И всё равно продолжаю придерживаться правил. В первую очередь потому, что мне просто необходим повод избавиться от дрожи в руках, опустошить свой разум и найти забвение хоть в чём-то, что будет не бескрайней синевой пронзительного взгляда Артёма. Ведь ещё совсем немного и я правда сдамся, потеряюсь в нём.

– Мой вопрос будет тем же, что и в прошлый раз, так что можешь пить снова, – отзывается Рупасов, задумчиво прищурившись, и тут же дополняет: – Хотя, могу перефразировать для твоего удобства. Что я должен сделать, чтобы ты вернулась ко мне, Жень? – выдерживает небольшую паузу, обхватывая моё лицо обеими ладонями, почти касаясь своими губами моих, а последующее выдыхает совсем тихо, почти не слышно: – Попросить прощения? На колени встать? Скажи, я всё сделаю. Клянусь всем, что есть у меня – сделаю. И больше никогда не оставлю тебя, слышишь? Ты только скажи мне, – склоняется ближе, уткнувшись лбом в мой лоб. – Знаешь ведь уже, одного твоего слова достаточно и всё будет, как ты захочешь. Ты только скажи, как всё вернуть. Потому что, если ты снова промолчишь, я сдохну быстрее, чем позволю тебе уйти от меня вот так. Поняла, да? – последнее смешивается с безграничной болью в синих глазах.

Примерно то же самое я и сама чувствую. Внутренности выворачивает в неистовой агонии, дотла сжигающей сердце и душу. Ведь Рупасов так и не отодвигается. Он всё ещё продолжает изучать моё лицо пристальным оценивающим взглядом. А я… уже и не хочу, чтобы было как-то иначе. Да и никогда не хотела, если уж на то пошло. Наверное, именно поэтому не собираюсь проигрывать в этой бестолковой игре, завершение которой не столь значимо, как сам её процесс. Но и выиграть тоже не получится, поэтому решаю просто прекратить играть. И не только в «вопрос-ответ».

– Это не в твоей власти, – шепчу едва ли слышно, подавшись вперёд.

Мои губы до сих пор совсем близко с его губами. Но мне и этого мало. Закрываю глаза, мысленно откидывая все сомнения прочь, и просто сокращаю оставшуюся между нами дистанцию. Также, как и он, обхватываю обеими ладонями его лицо и прижимаюсь так близко, как только могу. Жадно. Алчно. И до такой степени голодно, будто от этого зависит моя жизнь. Не поцелуй. Сплошное бесконечное наваждение. Оно кружит мою голову ещё сильней и затмевает остатки здравомыслия. Придвигаюсь к мужчине всем телом, зарываясь пальцами в тёмные волосы. Да, играю нечестно, малодушно и трусливо избегая заданного вопроса самым доступным способом, но… так ведь гораздо проще и понятнее. Нам обоим.

– Люблю тебя, – перемешивается с нашими дыханиями.

Разум окончательно растворяется в вязкой искушающей пелене сладостных прикосновений. Я уже не уверена, кому из нас принадлежат сказанные слова. Я совершенно точно молчу, лишь пытаюсь не задохнуться в этом безумии, которое накрывает с головой. Но каждый звук отражается в моём сознании тысячекратно, заставляя сердце биться невозможно часто и громко, будто оно на пределе и ещё совсем чуть-чуть – остановится, не в силах выдержать той безрассудной