На третий день пришла председатель поселкового совета Галина Кирилловна Ленцова, напористая, с зычным мужским голосом и строгим, не умеющим улыбаться лицом. Пять лет назад она была начальником строительного участка, и Ладов запомнил её мужские манеры, неожиданный для женщины голос. Ленцова поинтересовалась, каким находит посёлок заместитель начальника главка, как устроился в гостинице, доволен ли обслуживанием, и, наконец, перешла к главному.

– В какой-то мере и меня это касается. Как депутатом Юрием Ивановичем я довольна: нужды наши понимает, помогает… Не замечала ничего за ним. Свой карман с государственным не путает. – И грубовато добавила: – Слухи бы пресечь надо, товарищ Ладов. Посёлок у нас маленький, общественное мнение создать легко…

– Не по адресу претензии, Галина Кирилловна, – официальным тоном произнёс Ладов. – Не Солонецкий вас прислал случайно?

– Люди прислали, – жёстко ответила Ленцова. – Совесть. Оболгать человека просто – имя честное восставить труднее.

– Вот этим я и занимаюсь. – Ладов встал, давая понять, что разговор окончен.

– Так вы разберитесь побыстрее, – сказала Ленцова.

Ладов промолчал.

Визит Ленцовой ему не понравился. Он не мог избавиться от мысли, что пришла она по наущению Солонецкого. Хотел позвонить тому в управление основных сооружений, куда перебрался начальник строительства, но передумал: если бы хотел, сам мог давно выйти на откровенный разговор. А если не выходит, может быть, и есть грехи… Правда, пока что факты, изложенные в анонимке, не подтверждались.

В середине этой нелёгкой недели у Ладова намечался приятный вечер: дежурила Ольга Павловна. Они долго разговаривали. Спросил он её и о Солонецком.

– Это не праздное любопытство, – догадалась Ольга Павловна. – Вы ведь были друзьями?

– Почему же были? – удивился Ладов.

– А вы считаете иначе?

Она пристально посмотрела на него, и он не выдержал – отвёл взгляд.

– Вы ведь приехали по анонимке, – продолжила Ольга Павловна. – И проверять её вам не неприятно.

– Ерунда, – разозлился Ладов. – Кто вам наплёл эту чушь? Действительно, письмо есть, но копаться в этой истории мне не доставляет никакого удовольствия. И поверьте, уж лучше это сделает друг, чем недруг…

Он перевёл разговор на темы более безобидные. Удивил Ольгу Павловну, попросив показать свои картины.

– Вы уже всё обо мне знаете…

– Ну, не всё, конечно, – с улыбкой произнёс Ладов. – Так пригласите в гости? Вы ведь обещали.

– Приглашу, но не сейчас, – сказала она. – Сегодня я ненавижу всё, что сделала.

– А когда же вы будете любить?

– Может быть, никогда.

Ольга Павловна скользнула по нему равнодушным взглядом, и Ладов понял, что приглашение так и останется приглашением.

– Почему вы заступаетесь за Солонецкого? Только давайте откровенно.

– Сегодня у вас охотничье настроение. – Ольга Павловна поправила ворот кофточки. Она с трудом скрывала волнение. – Азарт… Я не люблю охоту: обнажаются низменные страсти, отсутствует человеколюбие. И нет места объективности…Так что разговора не получится…

С этой минуты между ними появилась стена отчуждения.

…К концу недели Ладов понял, что ничего серьёзного не найдёт. Нарушения были, но если подходить неформально, то начальник строительства просто обходил нелепые и давно устаревшие положения и нормы. Причём поразительно точно угадывая, куда эффективнее вложить деньги. Единственное обвинение, которое мог предъявить Ладов и цена которому – выговор, было нарушение делопроизводства.

В пятницу он позвонил в котлован. Солонецкого не было, и Ладов попросил, чтобы его разыскали.

Появился тот в конце дня.

– Ну, принимай свои апартаменты, – бодро встретил Солонецкого Ладов. – Продолжай властвовать… – И, словно не замечая осунувшегося лица того, добавил: – Обижаться ты на меня можешь, если хочешь, а охоту всё-таки организуй.

– Не боишься? – Солонецкий бросил пальто на спинку стула, сел напротив. – Вон сколько грехов на мне, а ты хочешь со мной в тундру, на охоту…

– Давай начистоту, без обид. Что, всё у тебя так-таки гладко? Сам знаешь, не всё. И самое главное – написал ведь кто-то! Понимаешь, написал! – Ладов хлопнул кипой бумаг по столу. – Вон сколько объяснительных пришлось собрать. Против одной… А ты не знаешь, кто. Ты начальник строительства или вахтёр? Выгнать давно надо этого доносчика к чёртовой матери, а ты его вычислить не можешь… Так будет охота?

– Ладно, – облегчённо вздохнул Солонецкий. – Что мы действительно как малые дети… – И виновато добавил: – Устал я что-то. – И, словно стряхивая заботы, бодро добавил: – А поохотимся обязательно, только…

– Что только?

– Да так, подумал, вернёшься, а следом анонимка: пил, охотился, надо бы проверить… – Солонецкий прищурился.

Ладов подумал, что ведь действительно может быть и так. Мелькнула мысль, не отказаться ли, обернув просьбу в шутку, но, взглянув на Солонецкого, понял, что тот догадается.

Догадается и никогда не простит.

– Пусть пишет, – сказал Ладов. – Тогда узнаем, кто у тебя такой щелкопёр…

Вездеход, мотаясь из стороны в сторону по разбитой, напоминающей скорее борозду, чем дорогу, лэповской трассе, наконец упёрся в обложенное топкими мхами озеро. С трудом распрямляя занемевшее тело, Ладов спрыгнул вниз…

– Всё? – спросил он, глядя на расстилающуюся впереди тундру. – Приехали?

Солонецкий вытащил рюкзаки, ружья, махнул водителю, и тот потянул рычаги. Чёрный дым очередью вылетел из выхлопной трубы, и вездеход попятился назад.

– Так теперь до посёлка и поедет? – спросил Ладов, провожая взглядом тягач.

– Пошире колея будет – развернётся. Бери рюкзак, нам ещё идти…

Ладов суетливо надел рюкзак.

Переломив ружье, вогнал в стволы патроны и нетерпеливо оглядел озеро.

Солонецкий снисходительно улыбнулся:

– Здесь пусто. Распугали. Ты-то не новичок у нас, а всё ещё веришь, что на севере рыба на берег сама выпрыгивает, утки тучами летают… – Он говорил на ходу, безошибочно выбирая путь среди болотных окон. – Было так, было. Когда только сюда высадились. А теперь всё разогнали… И перелёт уже закончился.

Скоро вышли к другому маленькому озеру, уже наполовину затянутому льдом.

День начинался неуверенно, похожий на многие осенние дни, когда небо спускается ниже и ниже и наконец превращается в завесу дождя или мокрого, лениво падающего снега.

Между двух чахлых ёлок наскоро соорудили скрадок и стали ждать.

Сначала в нетерпении, до боли вглядываясь в горизонт. Потом уже с сомнением, но ещё надеясь.