Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом все трое вышли из дома, потушив верхний свет, оставив лишь маленькое бра над аквариумом в самом дальнем углу комнаты. Сразу стало волшебно и уютно. Дима ринулся вниз. У него есть минута, или меньше! Будем надеяться, что ночной гость задержит перепуганных квочек, объясняя им дальнейшие их действия.
Мягкий ковер скрадывал шаги. Дима приблизился к дивану, стоящему посреди гостиной и заглянул в лицо Егора. Мальчик не шевелился, не плакал, а только громко сопел, тяжело втягивая живительный кислород в свои маленькие нездоровые легкие. Дима зажал ему нос и рот ладонью, вдавливая головку ребенка затылком в подушку. Бился он меньше двадцати секунд…
Вопль раздался, когда он уже почти заснул. Кто из женщин кричал, Дмитрий спросонья так и не понял. Он поднял голову, пытаясь вспомнить, что же могло вызвать такую реакцию. Воспоминания, притупленные временным забытьем, всплыли медленно и неверно. Только когда распахнулась дверь его спальни, которую он уже две недели держал незапертой, и он окончательно проснулся, мозаика сложилась полностью. Посеревшее, старое лицо матери безумно вертелось в темноте, руки ее шарили по стене в поисках выключателя.
— Дима, ты спишь?
— Спал. Ночь на дворе вообще-то. Что случилось?
Свет вспыхнул, ослепив. Он сел и возмущенно посмотрел на мать, сморщившись, как от боли.
— Обязательно ярко так?
— Прости, я сейчас, — она автоматически дернула шнурок его настенного светильника, одновременно гася верхний свет. Ее всю трясло, но голос ее не дрожал. — Дим, ты точно спал?
— Что такое-то, ма?! — взорвался он. — Я тебе, что, мешал?!
— Тише, милый, я сама не знаю, что несу. Сынишка Карины умер. Мы врача вызвали, он какой-то вирус заподозрил. Говорил, что все обойдется, а потом… — она начала громко плакать, закрыв лицо руками, и раскачиваясь из стороны в сторону.
Дмитрий потер лицо рукой, сгоняя толком и не пришедший сон, и свесил ноги с кровати:
— Может, помочь чем? — неуверенно спросил он, с подлинной жалостью глядя на мать. Раздражение на слезы, конечно, присутствовало, но не выражено. Сейчас больше хотелось потрепать ее по плечу и сказать что-нибудь утешительное.
Она отняла руки от лица; слезы катились по красным щекам.
— Что? Помочь? Дима, милый, я и не знаю, что нужно делать. Карина там, внизу, чуть не в обмороке…Господи, какой ужас-то! — она схватилась за лицо ладонями.
— Мам, мам, — торопливо позвал он, не в силах смотреть на ее горе, — мам, а почему Карина к нам-то его принесла? Вызвала бы скорую помощь к себе домой… — «Это вообще-то невероятная удача, чудесное совпадение, только я все же хотел бы знать, что заставило их обеих проявить такую недальновидность». Раздражение и ярость сидели в сторонке, наблюдая за происходящим любопытными яркими глазками хищных зверьков.
— Какой там, — махнула рукой мать. — Она перепугалась, когда он задыхаться начал, да ко мне бегом. «Скорая» бы только к утру приехала, а у нас с тобой есть знакомые врачи, вот я одного из них и вызвала.
— Я не помню его что-то, — ляпнул, не подумав, Дима и прикусил язык, но Галина не заметила его промаха.
— А он друг Ерохина, заменит его скоро. Ерохин-то старый стал совсем, все по санаториям мотается, желудок пытается вылечить.
Она вытерла слезы и села в кресло, где обычно Дима читал свои книги. Сын только что сказал или сделал нечто, насторожившее ее, но от ужаса и горя мысли путались, и она решила обдумать разговор с сыном попозже, когда все закончится. А предстояло ей многое. Во-первых, придется как-то выгораживать Анатолия, ведь он последним осматривал Егора, и вопросы к нему могут возникнуть не только у милиции — ребенок умер дома, смерть его никто официально не фиксировал, но и у Карины. Обезумевшая мать может такого наговорить доктору, что страшно представить. Во-вторых, нужно убедиться, что Димка не травмирован до глубины души, что его сознание избежит мучительных изменений, приведших его в запертую комнату.
— Мам, ты бы спустилась к Карине, — обеспокоено глядя на мать, посоветовал Димка. — Она там совсем одна.
— Я тебе мешаю? — горько скривившись, спросила Галина; у нее и в мыслях не было, что сын просто тронут чужим горем. К сожалению, она знала, какой он чудовищный эгоист.
— Нет, представь себе, — обижено и устало вздохнул Димка. — Просто ты ведешь себя неправильно. Спряталась тут от проблемы, а ее решать надо. Может, нужно все же вызвать «скорую», или снова этому врачу позвонить. Вы с чего взяли, что Егор умер? Вы, что, доктора офигительные? Может, он в обмороке.
Галина разинула рот от удивления. Сын рассуждал, как взрослый, разумный мужчина. Неужели ее молитвы услышаны, и он здоров?!
— Да. Димочка, я побегу вниз. Хорошо, — залепетала она и тут же поспешила выполнять обещание. Неуместная радость разлилась по ее распухшему от слез лицу, и она, с трудом сдерживаясь, выскочила в коридор.
========== Часть 21 ==========
21.
В день, когда хоронили Егора, пришла зима. Димка стоял у окна, кутаясь в связанный матерью плед, и мрачно смотрел, как выводят из соседского дома еле держащуюся на ногах Карину, и бережно ведут к одной из припаркованных у забора машин. Черное пальто, видно, совсем не грело ее, черный платок то и дело сползал с гладких волос, и снег с ветром тут же набрасывались на нее, крутя, издеваясь, пронизывая первым ноябрьским морозом. Его красивая мама с непокорными вьющимися волосами, в светло-синем с мехом пальто, казалась неуместно праздничной на фоне всеобщего умирании, и природы, и детей. Соседи стояли серой, припорошенной метелью, стеной, о чем-то переговариваясь, склоняя друг к другу головы. Лица были изумлены и печальны. Перед уходом мать обронила фразу, которая до сих пор зудела в его мозгу:
— Когда умирают дети — это страшно и удивительно; это отнимает силы и надежду.
Он хотел объяснить ей, что дети сами по своей воле не умирают. Что человек с пеленок уже или кому-то нужен, или его приход в этот мир неуместен, и нужно найти в себе силы и понять, что рано или поздно с каждым неугодным случится то же, что с Егором.
То, что мать приняла за полное выздоровление, было мрачным удовлетворением собой, и своей ролью в этом сложном, коварном мире. Знать, что ты велик и способен вершить судьбы — это настоящее счастье. А чувствовать себя больным, ненужным или печальным в