поражало своей чистотой. Синь была такая безоблачная, радостная, праздничная, что люди высыпали на улицу прогуляться, надышаться солнцем перед равнодушной, мертвой зимой. Дима не был бы исключением, если б не болезнь. Он открывал створки, поворачивая ручки на рамах прямо сквозь портьеры, и стоял подолгу рядом с окном, вдыхая свежесть пополам с запахами земли и листьев. Даже летом он так не наслаждался воздухом. Может быть, мать права, и он действительно выздоравливает.

С улицы доносились оживленные голоса, два из них он узнал: Егор и мама. В этот субботний день — ее законный выходной — она, конечно, как и все обитатели пригорода, постаралась найти время для прогулки, и, конечно, в обществе Карины и ее сына. Зачем же было обманывать его, он же не слепой. Дмитрий осторожно приоткрыл портьеру: мама стояла, болтая с Кариной, а Егорка носился по дороге с какими-то соседскими мальчишками, истошно крича, и кидаясь в них мелкими камушками. Приятели в долгу не оставались. Смех и возня заглушали все остальные звуки, в том числе, и голос мамы. Ему очень хотелось бы послушать, о чем она рассказывает Карине с таким оживленным, чуть кокетливым видом. Впервые он всерьез задумался о том, что у окружающих его людей может быть своя жизнь с какими-то целями, тайнами, желаниями, бедами, мечтами. Это было не очень радостное открытие. Сразу обнажалась его собственная никчемность, бесполезность. Зачем он? Почему он живет? Почему он, а не кто-то другой, вынужден безвылазно сидеть в четырех стенах, бережно храня кожу от лучей солнца, того же самого солнца, которому другие молятся, солнца, под которым зреют яблоки, растут дети?!

С улицы снова донеслись визги и хохот. Строгий голос мамы громко произнес:

— Егор, что это вы тут устроили?! Вообще, уйдите-ка с дороги, вон целая колонна машин идет!

«Попади под машину, гаденыш!» — напрягаясь так, что мускулы одеревенели, прошипел Димка, вцепляясь в портьеры липкими от пота пальцами. Взгляд его неотрывно следил за несущимися автомобилями без номеров; видимо, кто-то гнал японские машины на продажу через всю страну. Сверкая новыми боками и никелем, колонна ворвалась на участок дороги возле дома Карины, прошла некрутой поворот к их с мамой дому, и скрылась из виду, взорвав воздух веселыми сигналами, сгоняя собак и мальчишек со своего пути. Егорка следил за колонной из-за низенького заборчика, уцепившись за штакетины своими маленькими ручонками. На лице его был написан восторг и легкий испуг познающего мир человечка. Но истинного страха не было, должно быть, он уже чувствовал, что со стороны дороги ему опасаться нечего.

«Быстро же тебя сдуло, трус вонючий! Как чужих мам очаровывать, так ты не трус! — Дима щурился от злости и кусал губы. — А мама-то хороша. «Не пойду-не хочу» Сразу поскакала, как на улице его увидела. Что за дом такой проклятущий, вечно в нем селятся какие-то неприятные люди! Ну, постоял бы дом пустым зиму; кому он нужен? Там и брать-то нечего, хлам один!

Он отвлекся от окна и просто стоял, держась за портьеру, комкая ее, сминая так, что без хорошей чистки ей уже не выглядеть пристойно. Хлопнула дверь, а он и не заметил, не отвлекся от своих мрачных мыслей и кипящих чувств.

Потом пошла череда одинаковых дней, в течение которой, мать действительно не встречалась с соседями. Дима слышал звонки телефона, и, судя по разговорам, это была Карина. Но мама почему-то отвечала отказом встретиться или посидеть с Егором. Странно, но ему стало спокойней. Наконец-то она решила сдержать обещание.

Галина с ужасом вспоминала свою встречу с Кариной и Егором. Иногда ей начинало казаться, что сын видел ее, счастливо смеющуюся, рассказывающую, как Анатолий водил ее в зоопарк, а потом катал на колесе обозрения и целовал на самой высокой точке, с которой виден почти весь город. При желании Галина могла быть неплохой рассказчицей, и Карина хохотала над ее шутками, позабыв о своих многочисленных заботах и бедах. И Егор носился рядом, визжал и смеялся… Если бы эту картину увидел Дима… Ей не хотелось об этом думать, она слишком хорошо знала характер сына. Думала, что знала. Но и то, что было доступно ее пониманию, не сулило ничего хорошего. Ведь все выглядело так, будто она не сдержала своего обещания, и если он видел…

Сделав над собой титаническое усилие, она всю неделю отклоняла приглашения Карины, выдумывая благовидные предлоги, запас которых очень быстро иссяк. Оказавшись в очередной раз между двух огней: своим обещанием, данным сыну, и неуемной жаждой общения с подругой и ее очаровательным Егоркой, ей предстояло сделать единственный выбор, единственно возможный выбор, к которому ее подталкивал и Анатолий, сходящий с ума от неизвестности и тревожных предчувствий.

Прошли две недели сомнений, вранья и одиночества. Две недели, за которые она вновь успела почувствовать весь ужас положения заложницы собственного сына. Он знал о каждом ее шаге и мрачно радовался безграничности своей власти, которая подтверждалась на самом высоком уровне — мамой, держащей слово, жертвующей ради него всем, что стало ей дорого.

А потом события вышли из-под контроля.

Ночью раздался звонок, от которого подпрыгнуло и заколотилось сердце, а во рту появился металлический привкус. Галина торопливо сбежала с лестницы, схватила трубку.

— Алло? Карина? Что? Конечно, неси скорее ко мне!

Осторожно, по стеночке, Дмитрий вышел в коридор и встал на галерее, глядя вниз, туда, где на диване лежал измученный, слабый ребенок, не находящий в себе сил даже плакать. Две женщины стояли над ним, перепуганные, растерянные.

Значит, с маленьким засранцем не все ладно. Вот и отлично. Только бы мама так не скулила, и не хваталась бы каждую минуту за его лоб, проверяя температуру. Может, выйти из тени и спросить, что с ним? Нет, он поступит умнее. Дмитрий вернулся в свою комнату и стал смотреть в окно, соображая, с чего начать.

Голос мамы тонул в рыданиях Карины. Ничего нельзя было разобрать. Дмитрий досадливо морщился, косясь на дверь. Он начинал откровенно злиться. Что они намерены делать? Кому звонить? На часах полтретьего ночи, да и путь от города неблизкий, вряд ли «скорая» приедет вовремя. Словно в подтверждение его рассуждений, снизу раздалось:

— Алло, Толя, прости, но это очень важно!

Надо же, знакомый доктор выискался! Дмитрий нахмурился, соображая. Времени не оставалось вовсе, а женщины квохтали над ребенком, не выпуская его из виду ни на минуту.

В начале пятого к дому подъехал автомобиль, и почти тут же раздался звонок в дверь. Ярость ослепила юношу и отступила. Не время сейчас.

Он