Европа понимает энергетическую безопасность по-другому – ей нужна бóльшая гибкость и диверсификация источников поставок. В течение многих лет Евросоюз вырабатывал общую энергетическую политику. Это было сложно сделать, учитывая, что нужно было найти компромисс между 28 государствами, имеющими разные интересы, разные уровни благосостояния, разные потребности – и разное отношение к России. В Западной Европе в основном приветствовали импорт газа из России. Страны Центральной и Восточной Европы рассматривали такую зависимость как источник уязвимости, напоминающий им об их былой подчиненности Москве, когда они были сателлитами Советского Союза. Они указывали на случаи, когда Советский Союз и затем Россия, по их словам, использовали прекращение поставок и манипуляции с ними как инструмент политического давления.

Выработка европейской энергетической политики преследовала две главные цели. Первая из них, касающаяся природного газа, предусматривала создание гибкой и надежной системы энергетической безопасности в данном аспекте и формирование единого рынка газа для всего континента. Новые соединительные трубопроводы облегчили перекачку газа из одной части Европы в другую, системы трубопроводов были перестроены таким образом, чтобы в случае необходимости поток газа можно было бы пустить в противоположном направлении. Стимулировались инвестиции в терминалы и хранилища СПГ, были устранены так называемые положения о пункте назначения, которые ограничивали возможность перенаправлять поставки газа от одного покупателя к другому. Этот пакет правил и инициатив завершил перестройку всей системы газоснабжения Европы.

Европейская политика была направлена на уход от жестких контрактов, рассчитанных на 20 лет или даже больше, в которых цена на газ индексировалась в зависимости от цены на нефть. В течение десятилетий европейская система газоснабжения строилась на этих долгосрочных контрактах с долгосрочной предсказуемостью и долгосрочными отношениями. Вместо них Брюссель был намерен стимулировать конкуренцию и прозрачность. Ему нужны были рынки, мир продавцов и покупателей, а не «отношения». Брюссель не всегда был против долгосрочных контрактов, но он хотел получить рыночное ценообразование – другими словами, ценообразование, базирующееся на краткосрочных ценах, формирующихся в основных пунктах торговли, преимущественно в Великобритании и Нидерландах, где в одной точке сходились газопроводы, терминал СПГ и торговля газом. Кроме того, Евросоюз добивался прозрачности контрактов – таким образом он хотел предупредить, в соответствии с его собственной формулировкой, «поведение, мешающее свободной конкуренции»[80].

Одним из основных принципов политики «рынок превыше всего» был принцип анбандлинга, который означал, что компании, производящие природный газ, не могли стать мажоритарными владельцами трубопроводов передачи и распределения, с помощью которых они достигают потребителей. Проще говоря, Газпром больше не мог владеть трубами, по которым его газ перемещается по Европе.

Второе главное направление работы Евросоюза в области энергетики было связано с климатом. Евросоюз был нацелен на декарбонизацию и эффективность энергетики, а также на быстрый переход к использованию возобновляемых источников энергии. В авангарде находилась Германия. В ходе процесса, получившего название Energiewende (энергетический поворот), страна предоставляла значительные субсидии разработчикам устройств и установок, использующих энергию ветра или солнца. (Хотя, сама того не желая, она косвенно предоставляла большие субсидии китайским компаниям, которые стали крупнейшими поставщиками недорогих солнечных коллекторов. В результате это привело к банкротству крупнейшей немецкой компании, занимавшейся производством панелей солнечных батарей.) К 2019 г. 33 % произведенной в Германии электроэнергии было получено с использованием возобновляемых источников энергии. Однако это обошлось недешево. Немецкая Федеральная счетная палата подвергла критике правительство за «отсутствие надзора над финансовыми последствиями Energiewende», за то, что оно не задалось вопросом, «во сколько Energiewende обойдется государству», а также за то, что оно не приняло в расчет его «надежность и доступность по цене»[81].

В марте 2011 г. гигантское цунами, вызванное мощным землетрясением, затопило атомную электростанцию в Фукусиме, что привело к крупнейшей ядерной аварии со времени взрыва атомного реактора в Чернобыле на Украине в 1986 г. Сразу после катастрофы в Фукусиме германское правительство решило закрыть свой крупнейший источник электроэнергии, не дающий эмиссии двуокиси углерода, – внушительный парк атомных реакторов. Чтобы помочь заполнить брешь в производстве электроэнергии, оно увеличило потребление угля, из-за чего эмиссия CO2 в стране выросла.

В целом по Евросоюзу доля природного газа в потребляемой энергии составляет 25 %. Это значит, что российский газ – его доля потребления в ЕС составляет 40 % – обеспечивает 10 % общего энергопотребления Европы. Вторым после России крупнейшим источником газа являются местные поставки – в основном с Гронингенского месторождения в Нидерландах и с британского сектора Северного моря. Норвегия, хоть и не является членом ЕС, тесно интегрирована с ним экономически и поставляет 24 % потребляемого Европой газа; около 9 % поступает из Северной Африки, главным образом из Алжира.

Дебаты о политических рисках импорта энергоносителей из Советского Союза и в наше время из России не утихают много лет. Резкий рост экспорта советской нефти в Европу в конце 50-х и начале 60-х гг. породил сильную тревогу в Соединенных Штатах. Уолтер Леви, виднейший нефтяной аналитик того времени, предупреждал, что Советы «рассматривают нефть как инструмент национальной политики» и «откажутся поставлять ее, когда это будет служить их политическим целям». Один американский сенатор громогласно утверждал, что Советы хотят «утопить нас в море нефти» в погоне за «мировым господством». Заголовок в New York Times отразил трансатлантические разногласия: «Советские поставки нефти подпитывают разногласия среди государств Запада». Вашингтон решительно противостоял, согласно его формулировке, «нефтяному наступлению Советов». Для европейцев это был больше вопрос бизнеса. Советы планировали построить новый нефтепровод для экспорта в Европу, и Западная Германия хотела продавать им необходимые для этого специальные трубы большого диаметра. Однако Соединенные Штаты заблокировали поставку. Но у Советского Союза не ушло много времени на то, чтобы освоить технологию и начать производить собственные трубы большого диаметра. Американское эмбарго задержало строительство трубопровода в общей сложности на год[82].