монах дочитал сутру, в комнате появился представитель похоронной компании. Он принес документы на подпись и кучу разных брошюр и буклетов. По завершении церемонии предстояло решить множество разных вопросов: дать указания насчет цветов и угощения для участников ночных бдений, а также распорядиться по поводу качества и количества целого ряда других необходимых для похорон вещей. Когда наконец мы со всем этим разобрались, была уже глубокая ночь. После того как монах ушел, все гости тоже постепенно разошлись, пока в доме не остались только ближайшие родственники. На татами повсюду лежали использованные скомканные бумажные носовые платки. Поднимая их с пола, я заметила, что они влажные. Я запихнула ворох использованных бумажных платков в мусорное ведро вместе с несколькими обертками от конфет. Завтра вечером должны были приехать мои родители, чтобы принять участие во всенощном бдении. Свекровь вздохнула: «Когда бабушка умерла, тоже было непросто, но дедушка сам все решал насчет похорон…» Она повторила это несколько раз подряд, а под конец перешла на едва слышный шепот, так что почти ничего нельзя было разобрать. Ее сестра бросилась к ней, приобняла за плечи: «Он хотя бы недолго болел. Представь, лежать в постели и мучиться месяцами. Эта пневмония… кто до такого возраста дожил, и так от нее умирает. А вот мучился человек перед смертью или нет — большая разница». — «Я знаю, знаю, — сказала свекровь, — просто все случилось так быстро…» Она еще что-то говорила, но я не расслышала. Сестра продолжала энергично: «Люди в таком возрасте как раз и надеются, что все случится быстро… Помнишь, как было с бабушкой? Жить столько времени, не приходя в сознание… А дедушка, по крайней мере, оставался здоровеньким до самого конца. Сам ходил везде, своими ногами. Не впал в маразм».

Свекровь посмотрела на меня. Я посмотрела на нее. В памяти всплыла сцена: дедушка поливает цветы на участке, солнце — у него за спиной, и я не вижу лица, видны только обнаженные в улыбке зубы. Сейчас, через несколько часов после смерти, его смуглая кожа подернулась белой пеленой. Теперь она почти сияла. Буквально одно мгновение мы со свекровью смотрели друг другу в глаза, затем она сказала: «Ну да… Ну да». Я поднялась с места и пошла готовить для всех чай. Я чувствовала аромат шести хризантем, стоявших в широком стакане у раковины.

Стебли до сих пор были твердые. В каждом еще оставалась жизнь. Первый раз за вечер я задумалась о том, придет ли на похороны брат мужа. Он наверняка в курсе последних событий. В течение дня люди приходили и уходили нескончаемым потоком, запах благовоний расплылся по всей округе. Даже если у моего деверя не самые лучшие отношения с остальными членами семьи, не думаю, что у него получится отсидеться за домом, делая вид, что все это его не касается. Я заварила чай, угостила присутствующих и сразу после этого тихонько пробралась за дом. В сарае было темно. Может, деверь спал? Я слегка надавила на раздвижную дверь, попыталась ее отодвинуть. Но она, похоже, была на замке. Я едва коснулась двери, однако весь сарай заходил ходуном. Запахло плесенью. Я посмотрела туда, где был старый колодец, но железная решетка исчезла, а на ее месте лежала бетонная плита, кое-где поросшая мхом. Я снова подергала дверь, потом постучала. Безрезультатно. На пальцах осталась красноватая ржавчина. Поверхность двери была покрыта слоем пыли. В ушах звенело от детских голосов и криков, в воздухе стоял старческий запах. Волна звуков и запаха нахлынула и откатилась. Когда я вернулась в дом, свекровь сидела в той же позе, в какой я ее оставила. Родня и близкие расходились на ночь по домам, свекор стоял и провожал всех поклонами.

«Как бы ни было тяжело, а желудок о себе напомнит. Надо что-то перекусить…» Свекровь наконец встала и направилась к холодильнику. Вытащила упаковку пролежавшего там несколько дней зеленого лука, немного увядшего и потемневшего на концах. Держа упаковку в руках, она улыбнулась мне. Я улыбнулась в ответ. «Ну, что есть, то и будем есть…» — сказала она. Я пошла в комнату за пустыми чашками. Муж, скрестив ноги, сидел возле дедушки, в легком оцепенении уставившись в свой телефон. Пальцы его двигались по экрану медленнее обычного. Свекор ушел к себе немного отдохнуть. «Каким дедушкой он был?» — спросила я, ставя пустые чашки на поднос. Муж с удивлением взглянул на меня: «В каком смысле?» — «Каким он был в качестве дедушки?» — «В качестве дедушки?» Муж положил телефон на татами, потер руки одна о другую, снова подхватил телефон и начал водить пальцами по экрану. «В детстве я его боялся. Но когда я окончил институт, помню, он очень радовался. Подарил мне триста тысяч иен. Сказал, матери не говорить… триста тысяч новехонькими купюрами. Они, вообще-то, у меня не задержались». — «И что ты купил?» — «Не помню, наверняка ерунду какую-нибудь». — «А во что вы с ним играли?» — «Ты имеешь в виду развлечения? Ну… пару раз мы ходили с ним на рыбалку, но мне кажется, что он не так уж любил рыбачить. Вообще, это было довольно нелепое занятие. Мы с ним ни разу ничего не поймали». Я посмотрела вниз, на дедушку, потом подняла глаза на фотографию его жены. «А почему ты спрашиваешь?» — «Просто так». Когда я вернулась в кухню, свекровь уже закончила резать лук. Наливая в кастрюлю соевый соус, она сказала: «Он был хорошим отцом».

Мы поели лапшу сомэн в горячем бульоне. Не уверена, можно ли было считать этот ночной перекус ужином. Во время еды свекровь несколько раз высморкалась. Я спросила, будет ли свекор с нами есть. «Он поест потом», — сказала она. Как обычно, мой муж ни на секунду не выпускал из рук телефона — даже когда ел палочками. Доев свою порцию, он встал, немного размял шею и снова пошел в комнату с алтарем. «Ты ванну принимать будешь?» — спросила я его. «Попозже». Я доела, сложила наши с мужем тарелки одна в другую, отнесла в раковину. «Оставь, я помою», — сказала свекровь. «Я помою. Ничего страшного». — «Нет, правда, я помою сама. Прямо сейчас». Но свекровь так и сидела, не двигаясь с места. Я открыла кран и намочила губку. Хризантемы в стакане клонили головы друг к другу. Запах зеленого лука забивал их аромат. Я помыла всю посуду, которая была в раковине. «Извини», — сказала свекровь, но я ничего не ответила. Посуда, которую я мыла, — пиалы с чуть ли не