застыла на месте, наблюдая за чересчур энергичным барахтаньем девочки. В какой-то момент она окунулась с головой, — видимо, кое-где река была глубже, чем казалась. Панама слетела с головы и покачивалась на речных волнах. Но вот девочка снова появилась над поверхностью воды, потерла глаза руками и вроде бы даже улыбнулась.

Мы снова зашагали вдоль реки, на берегу один за другим появлялись все новые дети. Кто-то помладше, кто-то постарше. Они носились по берегу, размахивали сачками для ловли насекомых, залезали в реку. Кидали в воду камушки, гонялись за мальками по мелководью, повизгивая от удовольствия. Собралась целая компания в купальных шапочках и плавках. У кромки воды выстроилась в длинный ряд разномастная детская обувка. У некоторых ребят были в руках удочки, а к поясу привязаны плетенные из бамбука садки. Маленькие удилища сгибались, когда мальчишки выдергивали из воды сияющую на солнце синим рыбешку. Из садков высовывались рыбьи головы и хвосты.

В высокой траве было заметно движение. Тут и там темными бугорками торчали из травы детские макушки. Эти дети не боялись клещей, им были не страшны порезы осоки. В своей травяной крепости они, очевидно, играли в какую-то игру, правил которой я не знала. Время от времени кто-то из них что-то выкрикивал и выскакивал из кустов на открытое пространство. И тогда все остальные громко смеялись, а он начинал считать. Пока он считал, все снова прятались в кустах. Какая-то компания играла в дочки-матери. Две девочки собирали цветы и плели друг для дружки венки.

Я видела, как они ссорятся и мирятся. Слышала, как успокаивают и утешают друг друга — боль и злоба отступали, растворялись в воздухе. Детские голоса выводили дружным хором: «Камень, ножницы, бумага…» Что происходит? Откуда взялись все эти дети? Почему они играют именно здесь? «Летние каникулы», — сказал деверь. «Летние каникулы?» А ведь он прав! Точно. В моей теперешней жизни я не следила за датами, только за днями недели — чтобы не пропустить выброс мусора или день скидок в супермаркете. Я абсолютно утратила ощущение времени. «Скоро обон[1]. Что им еще делать, кроме как играть?» Обон. Мы скоро поедем к моим родителям. По плану наша поездка совпадает с отпуском мужа. Обон и правда вот-вот наступит. Я тысячу лет не заглядывала в ежедневник. Он валяется где-то в сумке вместе с дурацким «знаком внимания» в размере тридцати тысяч иен. Я точно знала, что во время переезда взяла сумку с собой. Но понятия не имела, где теперь ее искать. Интересно, я хоть раз заглянула в календарь за последние два месяца? Куда ушло все время? Дети запели какую-то песню. Слова было плохо слышно, но мелодию я узнала: «Кукушечка». Впрочем, я почти не сомневалась, что дети поют другие слова. Чуть поодаль старшие вовсю руководили младшими, и те строили из камней запруду. Я продолжала идти, восхищенно наблюдая за играющими детьми. На голубом небе далеко-далеко были видны большие облака. Зеленела трава, струилась прозрачная вода. Большая птица опустилась на реку, послышались радостные детские возгласы и визг. Деверь со знанием дела проговорил: «Замечательная река! Красивая. Сокровищница дикой природы. Место детских игр… Знаешь, когда я сам был ребенком, она была еще красивее и в ней тогда водилась корюшка. А сейчас испоганили сокровищницу сточными водами. Но не все потеряно. Перелетные птицы пока прилетают к нам, да и рыба кой-какая в реке есть. Хотя и не корюшка, а мелюзга всякая, размером с палец. Еще тут много насекомых: сверчки, стрекозы, кузнечики с оторванными крыльями и ножками — дети любят ловить бедняжек и разбирать их на части. Если ты что-то хочешь узнать о нашей реке — я тот, кто тебе нужен. Для всех остальных это пройденный этап. Речной берег, травяные джунгли, журналы комиксов — люди вырастают и безвозвратно покидают эти университеты жизни. И только я здесь, похоже, до самой пенсии».

«Сэнсэй!» — послышались восторженные крики. К нам вверх по склону бежали мальчишки, у одного к из них в руках была пластиковая бутылка. «Сэнсэй, сэнсэй, посмотрите, что у нас!» — «Вы их учитель?» — спросила я. Деверь пожал плечами: «Я же тебе сказал, я безработный. — Потом он вдруг наклонился ко мне и заговорил торопливо, почти зашептал, чтобы никто не услышал: — Ну а как еще дети могут обращаться ко взрослому, который целыми днями играет и возится с ними? У нас слишком большая разница в возрасте, чтобы называть меня по имени. А быть для них „дяденькой“, ну… можно, конечно, но пусть говорят, как знают. Я же не бандюк-переросток какой-нибудь — шпынять малышню». Он едва успел договорить, как мальчишка с бутылкой снова заорал: «Сэнсэй!» — и поднял бутылку, показывая, что внутри. Внутри бутылки было сухо. Черные сколопендры ползали кругами, пытались взобраться на пластиковые стенки, но падали с тихим стуком обратно на донышко. Мальчик, судя по виду, был очень доволен. Деверь подхватил бутылку, изучил ее на свету, потом потряс из стороны в сторону, чтобы получше разглядеть содержимое, и отдал ее мне. Бутылка оказалась тяжелее, чем я думала. Сколопендры карабкались друг на друга, пытаясь забраться повыше на стенки. Я чувствовала сквозь пластик, как они шевелятся, моя ладонь ощущала каждое их мелкое движение. Один мальчик авторитетно произнес: «Бабуля заливает их маслом». Другой добавил: «Если маслом залить, тогда они становятся очень вонючими!» Я присмотрелась к сколопендрам. На их спинках иногда попадались белые крапины. «Какая гадость», — сказала я. Мальчик вздохнул и посерьезнел. Другой, стоявший рядом со мной, выхватил у меня из рук бутылку и засунул себе под футболку, из-под которой торчал теперь его загорелый живот. Я слышала движение маленьких многочисленных ножек, скрипящих по пластику. «Это замечательные сколопендры. Просто отличные! — Деверь почесал уголок рта. — Только смотрите, чтобы они вас не покусали». — «А мы их не боимся!» — «Мы сколопендровым маслом помажем!» — «Только оно вонючее ужасно». — «Ага, даже нос отваливается!»

Издалека доносятся звуки фейерверка. Черная стрекоза скользит над поверхностью реки. Мальчик взмахнул сачком, но стрекоза увернулась и села прямо на воду. Мы с деверем продолжили идти вдоль реки. Я спросила: «А почему вы ушли из дома?» Он сделал грустное лицо, но тут же улыбнулся — широко, во весь рот. Когда он так улыбался, то был как две капли воды похож на дедушку. Неожиданно он звонко воскликнул: «Да я вот как-то не вписался в семью! — Голос его дрожал от едва сдерживаемого смеха. — Ты только не подумай, что они плохие люди. Они хорошие —