– А я только себя боюсь, – добавил я. – Могу иногда таких дел понаделать, потом самому страшно.

– Вот я никого не боюсь, – гордо добавил Ибрагим. – Только его, – он поднял палец вверх. – Пускай лучше меня боятся!

– Как тебя бояться? – рассмеялась Алина. – Ты как игрушка плюшевая. И увидев его посуровевший взгляд добавила. – Как лохматый зайчик!

– Как орёл, – поправил Ибрагим.

– Как лохматый орёл, – согласилась Алина.

Алина

Я на самом деле маленькая боялась, что меня украдут цыгане. Не помню кто, мама или отец, проходя мимо табора, наводящего свои порядки рядом с вокзалом, запустили во мне этот детский страх. Заберут, научат попрошайничать, увезут из города. Я этого с детства боюсь – даже Филатова в курсе. Она у нас как раз ничего не боится – не сглаза, не проказы. Ее, по-моему, даже венерические осложнения не пугают. Безбашенная. Пару раз заставляла меня вместе с ней подходить к гадающим цыганкам, чтобы я убедилась, что не так просто меня облапошить. С ней вместе может и не так просто, но одна я побаиваюсь до сих пор. Сидит во мне внутренний страх, что если и не наведут на меня какие-нибудь несчастья, то возьмут и откроют во мне внутренний склад, где эти несчастья заготовлены. Вот и избегаю.

Когда эти два типа меня утащили, я точно на две половинки разделилась. Одна боялась этого детского еще страха, другая понимала, что впереди – своеобразное приключение, и вреда мне, скорее всего не нанесут, но тоже боялась. Это очень страшно, когда тебя взяли и забрали. Никогда бы не простила…

Но, в итоге простила. И это меня саму в себе самой очень сильно удивило.

Нет, Руслан мне сразу понравился, интуитивно. Но переходить с ним на следующий уровень отношений так быстро я точно не собиралась.  Были, конечно, всякие отвлеченные фантазии про наручники и веревки в своё время, но им я не придавала значения – мало ли что в голове бывает. Фантазии – они бывают странные.

Если попытаться заглянуть в себя, то я реально не понимала, почему так просто с ним все случилось и почему не осталось горечи и обиды от его неподобающего поведения. Вдруг возникло ощущение, что я его уже сто лет знаю.

Запах его мне приятен – так и хочется его всё время нюхать. Особенно там, где шея переходит в плечи. Там такой запах – глаза сами закрываются, и голова теряет рассудок. Раз и нету.

У меня были парни до него – тут он Америку не открыл. Но никогда еще не получалось, что кто-то приходил в меня так, как будто на свое родное место вернулся. Ни одного лишнего и возмущающего действия. Всё было очень, очень правильно. И мне было понятно, что человек, так стремящийся впиться в меня и сделать мне хорошо, не может желать мне зла. Вот такая вот арифметика. Мой человечек. Точно-преточно.

Я бы эту арифметику еще раз в бане проверила, во имя науки, если бы здесь Ибрагима не было. А проверить опять хотелось. Загорелый, блестящий от пота Руслан, сидящий буквально на расстоянии вытянутой руки, рождал в голове желание научного эксперимента. Хотелось с ним многое попробовать, для обнаружения всех его недостатков. Было бы здорово сесть на него сверху, вдруг мышцы пресса не такие крепкие, как кажутся?  Сугубо научный эксперимент. Или сможет он поднять меня на руки в процессе и так держать на весу, даже если у стенки?

Я этого Руслана еще выведу на чистую воду. Придётся.

В эти несколько дней столько событий упаковалось – самой не верится. Как будто открылась шкатулка, в которой это всё лежало готовое– упакованное, и только ждало момента. Куда вся спокойная, размеренная жизнь улетучилась? – совершенно непонятно. И даже скучать по этому спокойствию глупо. Без него как-то еще лучше получается.

Как говорит Филатова – будет что вспомнить. Тут-то она права на все сто процентов, «что вспомнить» есть это уж точно. Но и понять попытаться тоже не помешает. Хотя бы саму себя. Как говорила одна известная в определённых кругах героиня: «Девчонки, будьте самими собями, или собями собими. Ну, вы поняли».

Ничего не понятно. Не с собой, не с чем остальным. Нельзя сказать, что я в этого Руслана по уши втрескалась – разум он мне не застил. Но точно чувствую к нему что-то большее, чем просто приязнь. Какая-то химия. На межклеточном уровне. Моему телу он приятен, моей душе - тоже. Сидит – потеет. Вот тут точно, Ибрагим мешает научному эксперименту.

– Как тебе Ибрагим парилка? Нравится? – обратилась я к нему, чтобы нарушить душную тишину.

– Он ее и изобрёл. Или его предки, – ответил за него Руслан улыбаясь.

– Верно, – согласился Ибрагим. – Пользуйся на здоровье.

Посидели, тяжело вдыхая горячий, расслабляющий воздух.

– Я думаю, можно на днях в город рвануть, – сказал Руслан через некоторое время. – Ты, Алина, как думаешь?

– Это прикольно, что вы меня спрашиваете, – я не собиралась скрывать сарказм. – Можно нацепить мне мешок на голову и поехать куда угодно. Кроме Турции. В аэропорту таможня может не пропустить с мешком на голове.

– В Турцию как раз пропустят, – прокомментировал Ибрагим. – Там ты мешком никого не удивишь. Наоборот, завидовать будут.

– Кому будут завидовать? – я даже подалась вперед от любопытства. – Украденной девушке?

– Мужчине будут завидовать! Молодец, скажут, джигит!

– Вы ребята слегка чокнутые, – я показала на них пальцем. – А может, даже и не слегка. Как вас среди нормальных людей держат – не очень понятно. Но если психиатрам на вас наплевать, то у полиции другой взгляд на мир.

– Он больше не будет, – Ибрагим показал на Руслана пальцем. – Раскаивается.

– Это верно, – согласился Руслан, – раскаиваюсь. Но о своем поступке совсем не жалею. Больше так не буду, конечно. Но если понадобится – повторю.

Тут мне даже весело стало – «повторит он». А можно ведь и повторить, да. Особенно некоторые моменты!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Руслан

Обратно в город добрались без происшествий, дорога была снежная, но уже накатанная, а местами даже и почищена. Алина тихо сидела на заднем сидении, задумчиво уставившись в окно, где пролетали заснеженные столбы, елки и замерзшие, недовольные вороны.