Я ринулся обратно в дом. Обшарил всё, но телефона не обнаружил. Понятно, она взяла. Вынув из шкафчика ее телефон и, вставив обратно симкарту, я попытался прозвониться на свой, но ответа не получил. Абонент был недоступен.

Быстро обувшись, не обнаружил своей маскировочной куртки на вешалке. Понятно.

Выбежал на улицу и, словно волк взявший след, не отрывая глаз от слабых следов, побежал за беглянкой. Снег продолжал падать, но цепочка следов считывалась далеко вперед. Еще не занесло. Странно, почему она пошла в эту сторону? Напрямую, через лесопосадку? Так и заблудиться недолго, сам пару раз плутал.

Ускорив ход насколько возможно, я врубился в лес. Здесь дело пошло медленней, кусты и поросль подлеска ограничивали вид. Света луны едва хватало, но инстинкт и зрение меня не подводили. Через десять минут хода, к уходящим следам добавилась вторая пара следов. Что за бред? Кого она могла встретить у нас в лесу в это время? Да тут явно не один человек прошёл!  Да нет же, один человек, просто не один раз. Она топчется кругами по своим следам. Потерялась!

Через несколько минут я обнаружил вторую петлю, которую протоптала Алина, пытаясь выбраться на дорогу. Классическая восьмерка. Так заяц следы запутывает, чтобы его хищник не взял. Не поймешь куда ушел, и где спрыгнул с тропы.   Не останавливаясь, я громко позвал Алину по имени. Не услышав ответа, остановился и повторил попытку, уже тщательно прислушиваясь. Слава богу! Метрах с трехсот донесся слабый отзыв. Не мешкая, я бросился в ту сторону, уже не обращая внимания на следы, а ориентируясь только на голос.

Она сидела у подобия укрытия, образованного корнем упавшей сосны, с мясом выдернувшей при падении пласт земли. Увидев меня, она в голос, с облегчением зарыдала. Легкий капюшон ее куртки был запорошен снегом. Площадка вокруг корня почти утоптана. Наверное, провела здесь пару часов.

Не говоря ни слова, я подбежал к ней, обнял – так крепко, как только мог, чтобы не сломать ей ребра. Не столько даже чтобы согреть, сколько оградить от того одиночества, которое паническим ужасом окутывает любого потерявшегося в лесу.

Алина громко всхлипывала, прижавшись к моей груди и сквозь слёзы иногда произносила что-то малопонятное. Дав ей немного успокоиться, я поднял кверху ее лицо и вытер слезы и потекшую туш пальцами.

– Ну все, все… Ты в безопасности… – и держа ее лицо в своих ладонях, легким касанием поцеловал в губы.

– Я… я… так испугалась… – всхлипывала она, хватая меня за рукава куртки, словно боялась, что я снова пропаду и оставлю ее одну в лесу.

– Ш-ш-ш… Все хорошо… все кончилось… – успокаивал неумело, позволяя ей трогать меня, давая прочувствовать, что я здесь, рядом, способный и готовый защитить ее от любой напасти.

Успокоив, как мог, обхватил ее за плечи, повел в сторону дачи. Идти она сразу не смогла, ноги ее подгибались, и она висла у меня на руках. Не церемонясь, я подхватил ее на руки и без особого труда понес домой.

В доме было тепло, а когда я включил свет, стало еще и уютно. Обессиленная Алина, не раздеваясь молча бухнулась на пол перед печкой и почти обняла ее руками, до удивления повторяя ту первичную позу, которую она принимала при первом знакомстве с печкой. Правда уже без наручников.  Не говоря ни слова, я накинул не ее плечи одеяло и занялся разогреванием чайника и глинтвейна… или что там получится с горячим вином. Алину нужно было отогреть, и сделать это быстро.

Всяких необходимых апельсинов и другого не было. Вылив вино в ковш, я поставил его на огонь и закинул туда гвоздику и сахар. Сойдёт и так. Закинул в печку дров, слегка отодвинув молчащую замёрзшую беглянку. Снял закипевшее вино, плеснул в него пару рюмок водки – не помешает.

Алина приняла горячую чашку двумя руками и, закрыв глаза начала отхлёбывать варево, с шумом втягивая воздух, как ребенок. Наполнив из закипающего чайника резиновую, старую грелку, водрузил ее Алине на перекрещенные ноги. Греем всё!

Как только она допила согревающий состав, я немедленно налил ей добавки. Водку сам отпил прямо из горла, не до церемоний. У всех нервы.

Приятно гудела печка, я же сидел радом с ней на полу, не мешая приходить в себя. И молчал.

Наконец, из-под накинутого на нее одеяла выглянула Алина. Как мышь из норы. Поставила чашку на пол.

– Я чуть из-за тебя не погибла, – ее глаза смотрели на меня сердито.

Я поднял бровь.

– Из-за меня? Скажи еще, что я отвел тебя в лес и там бросил.

– Если бы не ты, ничего этого не было бы!

– Этого не было бы если бы ты не пошла пешком через северный полюс. Кого ты в лесу собиралась найти, деда мороза?

– Я чуть в сосульку не превратилась!

Я хмыкнул.

– Вот и поделом. Согрелась? Я буду называть тебя снегурочка.

– Ты издеваешься? – она вскочила на ноги.

Поднялся и я.

– Я говорил, не делай глупостей. Называю ласково. Я же не сказал снедурочка.

Замах я заметил вовремя, поэтому успешно поймал ее руку. Вторая рука успела врезаться мне в ухо, но ее я тоже перехватил, не допуская повторения. Пихнув Алину в сторону стены, я прижал ее там, не дав разойтись по-настоящему. Она еще попыталась ударить коленом снизу, но мы ученые, всё помним. Пыхтя и вырываясь, она материлась сквозь зубы, в ярости от невозможности мне врезать. Как фурия из ада, и настолько же прекрасная. Вдавив ее в стену, я практически обездвижил Алину. До ее лица оставались считанные миллиметры.

– Сволочь! – она клацнула зубами, пытаясь меня укусить. – Пусти!

Как бы не так! Дернув головой вниз, я накрыл ее губы своими, пытаясь добиться того же сближения, что и прежде. Но вместо этого получил укус, и мой рот наполнился вкусом крови – моей и ее. Не обращая на это внимания, я продолжал удерживать ее, но она уворачивалась, все время вертя головой…

Скользнул рукой вдоль ее шеи вниз, проникая рукой в раствор рубашки, осыпая не выдержавшие такого обращения пуговицы… Град ударов посыпался от освободившейся руки, но возбуждение полностью подчинило себе мозг, и я просто игнорировал удары... Подхватив, вернее поджав грудь снизу, еще теснее прижал Алину к себе, продолжая этот странный поцелуй, словно вампир, дорвавшийся до крови…

Ее губы неожиданно потеряли деревянную твёрдость, и я понял, что меня больше не кусают... Устала сопротивляться? Или…

Моя ладонь поднырнула под лиф и выпустила ее грудь на свободу. Гладкий, бархатный шар, с ощутимо напряженным соском тыкался мне в середину ладони и мелькал между пальцами…

Я всё делаю правильно! – мелькнула в голове восторженная мысль, подтвержденная лизнувшим меня языком Алины… Не теряя ни секунды, запустил вторую руку в лиф, выпуская на свободу вторую грудь, и она вся замерла, словно задохнулась… Я тоже замер, следя за ней, уверенный, что сейчас все прекратится, что вот сейчас она потребует отпустить ее…