– Но еще не упал? – спросил Епихин, склонив голову к плечу, лукавенько так спросил, давая понять, что вопрос его глубже, чем это может показаться.

– Пока лечу, – ответила Катя.

– Это радует, – вздохнул Епихин.

– Обнадеживает, – поправила Катя.

– Будет и посадка?

– Надеюсь... Хотя о посадке лучше спросить у прокурора, это по его части.

– Я другое имел в виду.

– Посадка – она и есть посадка, – жестковато ответила Катя. – Как сказал народ, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Самый богатый человек страны, миллиардер, олигарх, кандидат в президенты и прочая, и прочая... Сидит за проволокой где-то в забайкальских не то горах, не то степях и шьет рукавицы из брезента. Говорят, неплохо получается, но сноровки еще не приобрел, план не выполняет и потому надежды на досрочное освобождение пока нету. Такие дела, Епихин, такие дела.

Казалось бы, пустой разговор, ни о чем, что-то вроде перебреха, какой бывает у случайных попутчиков в ожидании электрички. Но чувствовалось, что и для Епихина, и для Кати он чем-то важен, напряжение чувствовалось в их вроде бы бестолковых словах. Ни один, ни другой разговор не прекращали, каждый хотел что-то добавить, уточнить.

– Слушай, а тебе удобно называть меня Епихиным?

– Удобно, – не задумываясь, ответила Катя. – И потом, как же тебя называть, если ты и есть Епихин?

– Ну... Некоторые по имени обращаются...

– Да-а-а? – удивленно протянула Катя и задумалась. – Нет, все-таки ты не Валентин, ты Епихин. Знаешь, есть имена, которые я не могу произносить... Если говорить о тебе, то я не могу произнести всерьез ни Валентин, ни Евгеньич... Мой Долгов, например, не в силах произнести имя «Алла»... Только благодаря этому обстоятельству его жену зовут Катей.

– Значит, твоего мужа не будут звать Валентином? – произнес Епихин отчаянные слова, но сознательно, зная, что произносит. Однако Катю эти слова не затронули.

– Моего мужа зовут Николаем, – спокойно сказала она. – А вот, кстати, и он, – сквозь узкую дверь в ангар протиснулся Долгов, быстро прошел мимо работающих станков и оказался в стеклянном кабинетике. – Явился – не запылился, – приветствовала его Катя.

– А вы все шушукаетесь? – спросил Долгов, усаживаясь в свое кресло. – К чему пришли, до чего договорились?

– Епихин спросил – не Валентином ли зовут моего будущего мужа.

– А ты?

– Я сказала, что моего мужа зовут Николаем. И будущего тоже.

– Как ты права! – восхитился Долгов.

– С кем поведешься – с тем и наберешься! – рассмеялась Катя.

Все-таки невозможно затеять то, что затеял Епихин, и ни в чем, хотя бы в самом малом никак себя не выдать. И если найдется человек, который будет не то чтобы подсматривать, подглядывать, выслеживать, нет, если найдется человек, который просто видит, что происходит вокруг, просто слышит, о чем люди говорят, как сидят, как стоят, какие слова произносят, – этого вполне достаточно, чтобы злоумышленник себя проявил.

На беду Епихина такой человек нашелся – Катя. Он сам своими намеками, вроде бы беспредметными разговорами насторожил Катю и заставил, вынудил ее смотреть на него куда внимательнее, пристальнее, нежели это принято в обычном общении.

Вот, казалось бы, не произошло ничего необычного, но Катя все видела как бы сквозь увеличительное стекло. Снаружи, из-за стеклянной стенки кабинетика рабочий, оторвавшись от станка, помахал рукой, приглашая подойти. «Меня зовешь?» – спросил Долгов, ткнув себя пальцем в грудь. Рабочий отрицательно покачал головой. Тогда Долгов указал на Катю – рабочий и на этот раз сделал отрицательный жест. «Епихин?» – Долгов указал на своего заместителя. И рабочий утвердительно кивнул.

– Тебя, – сказал Долгов и повернулся к Кате для каких-то своих разговоров.

Но что делает Епихин!

О, как поступает Епихин!

Епихин не вышел тут же в ангар, чтобы выяснить, в чем дело, он протиснулся между столом и стулом, на котором сидела Катя, потом, втянув живот, просочился между сейфом и сидящим Долговым, подошел к шкафу, взял положенную там Катей свою папку и потом снова повторил весь свой путь в обратную сторону, и только после этого вышел в цех.

Катя неотрывно наблюдала за ним широко раскрытыми глазами.

– Ты заметил? – спросила она у Долгова, когда Епихин вышел из кабинетика.

– Что?

– Рабочие обращаются по производственным делам не к тебе, а к нему?

– Ну и что?

– Раньше эти вопросы решал ты.

– Значит, смена подросла! – ответил Долгов. – Мне, слава богу, есть чем заниматься.

– Как-то незаметно это произошло... При том, что ты чаще бываешь здесь, чем он. Епихин постоянно торчит среди рабочих... О чем они могут говорить?

– Конечно, о бабах! – расхохотался Долгов. – О чем же еще!

– Хорошо бы, – вздохнула Катя. О том, как Епихин пробирался к своей папке, чтобы выйти с ней на одну минуту и вернуться снова, она мужу говорить не стала, не настроен был Долгов озадачиваться странностями поведения Епихина, не видел он ничего настораживающего, да и не желал видеть.

– О чем вы здесь трепались?

– Ему не понравилось, что я называю его Епихиным.

– А как надо? – не понял Долгов.

– Валентин Евгеньевич!

– Ни фига себе! Перебьется!

Вошел Епихин, снова протиснулся к шкафу и положил на самый верх свою папку.

– Что случилось? – спросил Долгов.

– Сучков, говорит, многовато в древесине. На липу захотелось ему перейти, дерево, дескать, мягкое, обрабатывается хорошо и вид пристойный.

– А мне с сучками больше нравится, – заметила Катя. – А липа – серая, вялая, невыразительная... Она только для сауны хороша, из нее смола не вытекает при высокой температуре.

Катя решила проверить свои наблюдения и чуть сдвинулась вместе со стулом, чтобы перекрыть щель, в которую Епихин протискивался к папке.

– О! – воскликнула Катя со всей непосредственностью, на которую только была способна. – Мастер наконец появился, весь день не было работничка...

– Он насчет фурнитуры ездил, – сказал Долгов.

– Епихин, не в службу, а в дружбу, подойди к нему, спроси, когда ожидать новый заказ, что говорить покупателю – звонит каждый день, все мозги прогрыз...

– Да он сейчас сам подойдет, – сказал Епихин и невольно, сам того не замечая, бросил опасливый взгляд на свою папку, не знал он и не догадывался, что Катя ведет за ним неустанное наблюдение, испытывает его и забавляется.

– Епихин! Ну когда женщина просит, – куражилась Катя. – Он сейчас выйдет во второй ангар, и до завтра... Ну, пожалуйста!