– А ты не упусти. Во-первых, я тебе честно говорю – я тебе не конкурент, я к Левантовичу совсем по другому делу. Во-вторых, постарайся к нему грамотный подход найти. Ты же знаешь, страховой бизнес – психологический, главное – это найти ключ к клиенту.

– Легко сказать. У тебя-то так все хорошо получалось, – уныло потянул Гоша.

Алена присмотрелась – льстит, подлизывается? Да нет, Гошка – парень невредный, все эти интриги не для него. Надо ему помочь, опять же перед стариком неудобно.

– А ты слушай и запоминай. Как войдешь к нему в квартиру, сразу закати глаза, ахни и покажи на шкаф в прихожей: «Ох, какой у вас бидермейер!»

– Кто такой бидермейер? – удивленно переспросил Гоша. – Родственник его, что ли?

– Ну, ты, Гоша, и серый! Стиль это такой, в Германии, в XIX веке. Ладно, ты, главное, запоминай. В кабинете у него над столом рисунок висит в раме, так вот это – эскиз Дюрера. Профессор им особенно гордится. А вообще, Гоша, старайся меньше говорить и больше слушать. Так ты умнее покажешься.

– Спасибо, Аленка! – с чувством проговорил Гоша. – Я этого никогда не забуду! Если тебе что понадобится – обращайся!

– Не за что! Только подожди полчаса, сначала я с ним поговорю. А тебе даже лучше – думаю, профессор после разговора со мной будет в хорошем настроении. И вот еще что, – спохватилась она, когда уже сделала несколько шагов к подъезду, – сделай ты Левантовичу скидку за безубыточное страхование! Мы ему эту скидку каждый год делали! Он без этой скидки не успокоится!

– А как же Лева? – заныл Гоша. – Он сказал, в наше трудное время никаких скидок!

– А что, по-твоему, лучше – получить страховку со скидкой или вообще не получить?

– Получить со скидкой, – не задумываясь, ответил Гоша.

– Вот и Леве так скажи! И потверже там с ним, все же Левантович – клиент солидный.

Алена вошла в подъезд, поднялась на четвертый этаж и остановилась возле двери, обитой старорежимным дерматином, из которого местами торчали клочья рыжей ваты.

На вид это была дверь самой бедной, убитой квартиры, жильцы которой едва сводят концы с концами и не могут скопить денег даже на новую обивку. Такую дверь всякий уважающий себя вор-домушник с презрением обойдет стороной. На это и рассчитывал Левантович, когда заказал для двери такую неказистую обивку.

Алена знала, что под рваным дерматином скрывалась мощная дверь из двух листов особо прочной стали, с двумя швейцарскими сейфовыми замками.

Она подошла к двери и нажала на кнопку звонка.

За дверью тут же раздались быстрые шаги, и знакомый голос проговорил:

– Иду, иду.

Шаги приблизились к двери, и на несколько секунд наступила настороженная тишина.

Алена повернулась лицом к медной кнопке, служившей сомнительным украшением дерматиновой обивки: она знала, что под этой кнопкой скрыта миниатюрная камера, которая позволяет хозяину квартиры внимательно разглядеть каждого гостя и решить, стоит ли его впускать или лучше отправить восвояси.

В ее случае хозяин принял положительное решение и принял его очень быстро.

– Аленочка! – радостно проговорил он. – Подождите секунду, я отопру свои крепостные ворота!

Профессор Левантович очень серьезно относился к поговорке «Мой дом – моя крепость». Он воспринимал ее буквально, и дверь его квартиры и впрямь была похожа на ворота средневекового замка. А пожалуй, что и дала бы тем воротам сто очков вперед, поскольку в Средние века еще не умели выплавлять такую прочную сталь.

Тяжелая дверь отворилась, и Алена попала в святая святых, точнее, в пещеру Аладдина, и уже приготовилась расточать комплименты хранящимся в этой пещере сокровищам.

Это было нечто вроде непременного ритуала: гость должен был восхищаться антикварными редкостями, а хозяин в ответ смущенно повторять: что вы, это ерунда, а вот это, пожалуй, и впрямь неплохая вещица…

Однако сегодня хозяин квартиры вел себя необычно. Он промчался мимо роскошного шкафа в стиле бидермейер, мимо пары кресел и круглого столика, выполненных в лучших традициях русского классицизма, и устремился в свой кабинет.

Алене ничего не оставалось, как следовать за ним, стараясь не отставать.

Войдя в кабинет, она бросила взгляд на письменный стол черного дерева в стиле «вторая готика», на китайские вазы, расписанные цветущими хризантемами и крадущимися тиграми, на развешанные по стенам старинные гравюры и картины и на венец этой коллекции – лаконичный набросок в резной раме, быстро и точно нарисованный заяц, наверняка эскиз к известной картине Дюрера. Эскиз и правда был мастерский, но когда она попыталась передать в словах свое восхищение, Левантович нетерпеливо отмахнулся:

– Позже, позже! Покажите же мне его! Покажите скорее!

Алена снова испытала что-то вроде дежавю. Хотя и в несколько другом виде: ведь дежавю по-французски значит «уже видел», а в данном случае уместнее было бы сказать «уже слышал».

Действительно, только вчера в старом загородном доме покойного родственника она слышала, как искавшие ее бандиты говорили «только она может найти это».

И вот сейчас господин Левантович говорит почти то же самое: «Покажите мне его».

Случайно ли такое совпадение?

Впрочем, Алена не имела ни малейшего понятия, о чем говорили те два бандита, а вот что имел в виду Левантович – она догадывалась.

Тем более что профессор тут же подтвердил ее догадку:

– Где та рукопись, о которой вы говорили мне по телефону?

– Рукопись – это громко сказано. Это всего лишь записка, всего несколько слов.

С этими словами Алена передала Левантовичу кусочек папиросной бумаги со странной надписью на неизвестном языке.

Профессор вцепился в этот клочок, как коршун.

Нет, вовсе не как коршун – он держал странный листок с такой нежностью и бережностью, как будто это был его персональный пропуск в профессорский рай.

Оглядев бумажку вдоль и поперек, с лицевой и оборотной стороны, профессор неожиданно пустился в пляс.

Такого Алена никогда не видела! Пляшущий профессор, пляшущий специалист по мертвым и полумертвым языкам! Профессор отплясывал какой-то дикий, ни на что не похожий танец – возможно, так танцевали в Древнем Египте или в Вавилоне. Или в какой-нибудь дикой африканской стране.

Правда, Левантович быстро осознал недопустимость такого поведения в его возрасте и общественном положении, покраснел и прекратил плясать. Откашлявшись с самым смущенным видом, он повернулся к Алене и спросил ее дрожащим от волнения голосом:

– Аленочка, вы даже не представляете, что это такое! Вы не представляете, что вы нашли!

– Действительно, не представляю, – охотно согласилась с ним девушка, – но надеюсь, что вы мне объясните. Причем желательно в доступной мне форме, без употребления ужасных лингвистических терминов вроде редуцирования и коннотации.