На зелёной поляне, у подножия сказочно-красивой горы возле бирюзовой глади озера, обрамлённого апельсиновыми, лимонными и оливковыми рощами, роскошными виноградниками и непроходимыми зарослями кустарников, на коне сидела незнакомка. Девушка улыбалась и приветливо махала рукой, дразня своей улыбкой.

– Гюнтер! Ты мой король. Помоги слезть с коня, – попросила она.

Штауфен рванулся к девушке, но не смог сделать и шага. Корни неизвестного растения обвили его ноги, накрепко приковав к земле. И тут возник новгородский купец, который его купил. В руке он держал меч. Блеск стали перед глазами… и Гюнтер проснулся.

Сквозь щели в конюшню пробивался солнечный свет, и почему-то пахло гарью. Пробравшись к наиболее широкому отверстию, пленник припал к нему глазом.

Нюра сидела во дворе на лавке и старательно красила ногти. Баночек с бесцветным лаком с блёстками было всего десяток, и мамка страшно ругалась, когда видела, чем занимается дочка, но сегодня был такой день, когда девушка должна выглядеть много лучше, чем есть на самом деле. Как на тех картинках, с девицами в модных нарядах, демонстрирующих искусно сделанные перстни. Ну вот, последний ноготь готов, теперь надо время, чтобы лак высох, и остаётся только ждать, когда понесут еду пленнику.

– Ильюша, снеси немцу кашу на конюшню, – раздался голос Пахома Ильича, – да квасу захвати, поди, проголодался он там, как бы овёс не слопал в яслях.

Ильич вышел из терема, сделал потянушки и поспешил в выстроенную в прошлом году уборную. Совсем недавно интимные дела совершали на огороде, под кустом, но многие перемены после вояжа на юг коснулись и этой темы. В укромном месте появились из плотно пригнанных друг к другу жердочек будка и кедровый рукомойник.

Через некоторое время дверь на крыльце отворилась, и из неё показалась белобрысая голова купеческого сына, затем и сам Илья, державший обеими руками широкий горшок. Мальчик поставил горшок на землю, посмотрел, привязан ли пёс, и снова скрылся в тереме, чтобы через минуту с явной неохотой явиться вновь, но уже с крынкой кваса, которая была накрыта ломтём хлеба. Едва он спустился по ступенькам, как его окликнула Нюра:

– Братец, давай подсоблю. Не мужское это дело, со снедью возиться. Ты бы лучше с мечом тренировался, как папенька. – Сестра разговаривала с братом, не вставая с лавки, и, выдержав некоторую паузу, обидно добавила: – Видал, как он им крутит, ты так ни в жизнь не сможешь. – Тем самым ещё больше распалила юношеское самолюбие.

– Много ты понимаешь. Да я… да я и не так умею. Жди тута, сейчас покажу. – Илья побежал обратно в дом, на этот раз задержавшись чуть подольше, и вынес короткий, полуметровый узкий меч, подаренный гостившим у них византийцем, оказавшимся каким-то дальним родственником.

– Погодь, братец. Потом покажешь. Ты лучше дверь в конюшню отвори и посторожи, пока я пленнику еду снесу. – Нюра встала с лавки, поправила косу, положила на припрятанный заранее поднос льняное полотно. – Ставь горшок и крынку, чего ждёшь?

Спустя несколько минут девушка стояла напротив полуголого мужчины, жадно глотающего гороховую кашу.

– По-нашему разумеешь?

– Угу, – ответил Гюнтер с набитым ртом.

– А я тебе нравлюсь? – Нюра выставила напоказ накрашенные ногти рук.

– Угу.

– Да что ты всё угукаешь, слов больше не знаешь? – Девушка разозлилась. Не так она представляла себе их встречу. Слов восхищения её красотой не прозвучало, да и вообще, ничего путного, ласкающего слух молоденькой дамы, сказано не было.

– Ты просто прекрасна, как моя мать, такая же красавица. – Штауфен отпил квас, улыбнулся, приподнял с пола засохший цветок и протянул Нюре. – Возьми, мне нечего больше подарить. Ты очень похожа на незнакомку, из моего сна… моя королева.

Девушка покраснела, протянула руку и приняла цветок. На секунду их пальцы соприкоснулись. Земля завертелась под ногами Нюры в бешеном ритме, краски стали необыкновенно яркими, чувства обострились, приятная дрожь пробежала по всему телу. Как вдруг…

– Нюрка! Мамка кличет, иди скорее! – Брат, стоявший у дверей конюшни, прервал танец зарождающейся любви.

– Ты очень забавный, до встречи, – промолвила Нюра и убежала.

Двери захлопнулись, и стало как-то темно, словно на минуту выглянувшее солнце вновь спряталось за тучи.

За завтраком Пахом Ильич поведал подробности о вчерашнем пожаре, намекнув, что по поводу механизма Сбыслав с Гаврилой будут держать рот на замке, и о новом пленнике, чем-то напоминавшем того немца, коего новгородец высматривал в бинокль в устье Ижоры. Ильич ел яичницу прямо со сковороды, заботливо собирая хлебом жирок от растопленного сала, как я попросил рассказать более подробно.

– Гюнтер Штауфен его зовут. Меша просил сменять на одного свея, ну, с той шнеки, где посол до князя был.

– Ты сказал Штауфен? – переспросил я.

Это сейчас человек, назвавший себя по имени и фамилии, не представляет, что несколько веков назад так могли представляться только знатные люди, от виконтов и выше. Знать, стоящая на ступеньку ниже в феодальном обществе, обычно сообщала место, откуда они родом. Кстати, я до сих пор не знал полных данных о Пахоме Ильиче. Фамилия же Штауфен была очень знакома, и если моя догадка подтвердится, то в конюшне находился самый настоящий принц без провинции.

– Ну да, – подтвердил Ильич.

– Пахом, мне надо срочно увидеть пленного. Ты по-немецки хорошо говоришь?

– Не-а. Дети ему еду носили и вроде общались. Надо у них спросить. – Пахом запил завтрак морсом, намеренно вытер рот салфеткой и громко отрыгнул. – Ильюша, ты по-немецки шпрехаешь?

– Немного, у Филина выучился, батька его к ним пеньку возит. – Сын Пахома отложил ложку в сторону, предчувствуя важность задания.

– Сходи с дядей Лексеем к пленному, толмачить будешь.

– Так он по-нашему может. Нюрка… он всё понимает и говорит. – Ильюша немного сморщился, получив удар ногой под столом от сестры.

Закончив завтрак, Илья проводил меня до конюшни. Откинул засов и, с натугой распахнув двери, пропустил внутрь.

– Доброе утро! Вы говорите по-русски?

– Да. Немного говорю. Что от меня хотят? – Гюнтер привстал, стряхивая с грязных портков прилипшее сено и пытаясь рассмотреть вошедшего незнакомца.

– Пока хотят совсем немного. Имена Фридрих или Генрих конкретно для вас что-нибудь значат?

Штауфен задумался над вопросом. Не так давно, пять лет назад, сводный брат Генрих попытался возглавить мятеж против отца. Он его не поддержал, но завистники, считавшие бастарда угрозой для своих делишек, оболгали юношу, представив его чуть не новой главой восстания горожан и министериалов. На гребне этих событий Гюнтера попытались убить, а после неудачи выпихнули на вольные хлеба. Не так давно он написал отцу письмо, где всё подробно объяснял, вот только ответа не пришло. Впрочем, если император решит от него избавиться, то пусть так и будет. Посему и темнить не стоит.