– Первый мой отец, второй сводный брат.

Наступила пауза. Моя догадка относительно знатности пленника стала набирать вес. В Германии, после смерти Фридриха II, появилась куча самозванцев, выдававших себя то за сына императора, то за самого властителя. И если с первыми было сложно разобраться, любил Фридрих женщин; то со вторыми – было легче, император знал множество языков, был образован и требовал подобных знаний от своих отпрысков. Большинство авантюристов проверок не выдерживало. До смерти Фридриха оставалось более десяти лет, но вопрос с лженаследниками возник не на пустом месте. Раз пользовался такой популярностью, знать не очень-то боялись тщательной верификации. Оставалось спросить в лоб и в случае положительного ответа уже принимать решение.

– Вы знаете, как вашего отца называли в детстве?

– К чему эти вопросы? Можете не стараться, он не заплатит за меня. Да и могу ли я знать, как его называли в детстве, если деда с бабкой ни разу в жизни не видел. Слышал от матери, что обзывали «апулийский мальчик», но так это или нет – не знаю. Мой отец Фридрих Гогенштауфен, вы же это хотели узнать?

– Допустим. Меня вот что интересует. Ладно, свеи с датчанами. Вы-то с какой целью отправились в Ижору?

– За землёй. Мне пообещали…

– Своего королевства захотелось?

– А что в этом плохого? Там это сделать невозможно, а тут полно ничейной земли.

– Ничейной? – я рассмеялся. – Впрочем, при удачных для вас обстоятельствах как отпрыск Фридриха вполне могли заявить свои права на княжение захваченной земли и, возможно, даже получили бы временную поддержку. Если не у Папского престола, то хотя бы из Сицилии. Только сдаётся мне, что вы стали пешкой в руках опытных интриганов. Согласились на авантюру, а то, что кто-то кого-то собирается использовать, не подумали. Кстати, не лишним будет знать, что у любой вещи есть хозяин и ничейного не бывает.

– Может, и так. Только выбора не было. Меня настойчиво пригласили в крестовый поход, и я точно знаю, что церковь объявила нужные ей земли своими.

– О каком крестовом походе вы говорите? Что за чушь? В устье Ижоры не было ни одного крестоносца, если, конечно, не считать вас, а если и были, то я их что-то не заметил.

– Да какая разница! Были, не были. Это сейчас хорошо рассуждать, а тогда. Молодость… Вы же были молодым, наверняка поймёте: она идёт рядом с глупостью. Я и сам догадался, что всё это неспроста. Внезапно появившийся приятель, сначала опекавший, а потом чуть не убивший. Шнека задарма, да и многое другое. Увы, уже слишком поздно, да и всё сильно запутано. – Немец развёл руками и рассказал более подробно про историю с Рагнаром.

– Отомстить не хотите?

– Не в моём положении.

– Как знать. Помните, как в Библии? «Так будут последние первыми и первые последними, ибо много званых, а мало избранных». Вам принесут одежду и будут достойно обращаться, но не забывайте, вы в плену. Беседу продолжим позже.

Я попрощался и вышел наружу. Либо немец хитрит, либо на самом деле ничего не знает. Мне показалось, что он был со мной откровенен. Пахом уже был одет в парадные одежды, явно готовясь куда-то слинять.

– Ну что? Поговорил? – спросил Ильич.

– Поговорил. Да только после разговора вопросов стало больше, чем ответов. Задержись, посоветуемся.

Мы поднялись в кабинет. Ильич достал початую бутылку коньяка и выставил на стол.

– Пить не будем. Нужна трезвая голова. Знаешь, кто у тебя в конюшне сидит?

– Знаю, – Пахом откинулся на спинку кресла, – я ж тебе сам сказал.

– Ильич, у тебя в плену Гюнтер Штауфен, внебрачный сын императора Римской империи Фридриха Второго.

Новость ввергла новгородца в ступор. Сначала на его лице так и читалось: не шуткуешь? Но с каждым мгновением он начал осознавать, что шуткам сейчас не место.

– Что ж с ним делать? – еле вымолвил купец.

– Пока не знаю. Думаю, для начала его надо переодеть и поселить где-нибудь в доме, но на улицу не выпускать. Тут что-то не так. Даже если Гюнтер всё рассказанное мне о Рагнаре сочинил, меня не покидает мысль, что от твоего пленника настойчиво избавлялись. Похоже, мы вляпались в какую-то грязную игру, где нашим противником может оказаться Ломбардская лига[11], и дай бог, чтобы нам хватило сил. Хотя людям свойственно ошибаться. Наливай, Ильич, без ста граммов не разобраться. И знаешь, насколько я понял, Фаси при любом раскладе не оставили бы в Ижорке. Это ж каким головастым быть надо, чтобы такую многоходовую комбинацию провернуть?

В полдень Пахом Ильич выгодно освободился от своего полона, за исключением Гюнтера да Грота, которого держали в пыточной избе посадника, слишком велики оказались его «заслуги» перед Новгородом. На Готландском дворе существовала целая контора по перепродаже пленников, этакий прообраз Красного креста. Платили немного, но деньги давали сразу. Иноземные купцы, проживающие в Новгороде, помимо добровольного налога на укрепление стен подворья, жертвовали на выкуп соотечественников, выливавшийся в переуступку требования долга. И получилось так, что некоторые торговые гости, что везли продовольствие вместе с караваном Фаси, опознали участников похода в доставленных пленниках. Разговоров было много, кое-кто радовался, что не стал задерживаться в устье Ижоры, а кое-кто откровенно подсчитывал убытки, надеясь жировать на доставке сопутствующих материалов для строительства крепости. К последним и заглянул Пахом Ильич, узнав про находящихся в закупе двух мастеров каменных дел, предложив за них треть стоимости из-за полного отсутствия спроса на услуги. Работники, умеющие строить каменные здания, в Новгороде были, но драли они за своё мастерство – просто безбожно. К слову, разница в оплате труда между деревянным и каменным строением «под ключ» расходилась в двенадцать раз. А если учесть стоимость материалов, то не мудрено, что основными заказчиками были монастыри. Гильдия в двенадцать человек в дополнительных приработках не нуждалась и другим строить не давала. Заказы были расписаны на три года вперёд, а там, как обычно, начиналось: доделка, усушка, утряска, отсутствие совести и многое другое, связанное со строительством.

– Какая встреча! Хлёд, ты ли это? – Ильич увидел старого знакомого по Бирке.

– Пахом! Сколько лет, сколько зим! Как здоровье Марфы? Почему сына с собой не взял? – Свейский купец искренне обрадовался встрече, развязал мешочек на шее и достал небольшой кусочек янтаря с двумя щепочками внутри в виде креста. – Смотри, до сих пор с собой ношу. Удачу приносит.

Пахом Ильич подарил редкий камень на память о давних событиях, когда Хлёд помогал новгородцу тайно вывезти медь. Сколько тогда Пахом страху натерпелся – не передать. Друзья вспомнили былые времена, Хлёд обозвал последними словами Ульфа. Про своё участие в походе просто развёл руками, мол, ничего личного, торговля – есть торговля, и уступил закупов за маленькое зеркальце, размером со спичечный коробок. Мастера представились иудеями, сбежавшими не то из монгольского плена, не то от долговых обязательств, но, по каким-то своим причинам, отказывались называть место, откуда были родом. По-русски говорили с трудом, свеев – вообще не понимали. Зато у каждого с собой был отвес, фартук и что-то наподобие мастерка. Шведу их переуступил какой-то проныра, запудрив купцу мозги низкой стоимостью квалифицированных закупов. Фактически продал как рабов. Не вдаваясь в подробности хитрых переплетений судьбы новых работников, Ильич просто отдал их на попечение своим приказчикам.