– К делу приступаем завтра, – напомнил он. – Сегодня отдыхай, купайся и наслаждайся зимним солнцем, можешь даже меня ещё пару раз мелким назвать, а потом я покажу тебе, что такое настоящая армейская дисциплина.

– Как скажешь, босс, – Волкова потянулась, растягивая затёкшую спину. – Ты платишь.

Подчиняться этому прыщу она не собиралась. Утереть нос Уэсту и Торросу, найти хозяев Рунге и посчитаться с ними, и срубить на этом реалов – на это она готова была потратить своё время, а вот с дисциплиной у неё всегда были проблемы. Раньше у неё, а теперь и у нового начальства. И чем раньше это начальство поймёт и смирится, тем для него же будет лучше.

Веласкеса меньше всего заботила субординация, он и наем Волковой списал на минутный порыв, из которого могли получиться как выгода, так и пшик. Тех денег, что ему перевёл Игнасио Ортега, хватило бы на нескольких таких детективов, так что эта была ничем не лучше и не хуже других. Себя он великим сыщиком не считал, многое, что ускользнуло бы от него, Волкова могла заметить, и это стоило использовать.

Путь от проданного кондо до мэрии он проделал за десять минут, из них шесть искал, где бы поставить байк – стоянки полиция закрыла, а соседние улицы были заставлены офисным транспортом. Наконец Павел приткнул мотоцикл возле небольшого ресторанчика. Хозяин ресторана наблюдал за ним с недовольным видом, пришлось купить кофе. Так, с бумажным стаканом, он и вошёл в зал для совещаний мэрии Сидаже Фундо.

– Сеньор Веласкес, – моложавая дама в очках без диоптрий, с радужной плёнкой виртуального экрана, пожала ему руку, – господин мэр не может лично вас принять, но завтра он будет счастлив вручить награду достойному гражданину Сегунды.

– Мне? – уточнил Павел.

Работницу мэрии так просто смутить не удалось, она посмеялась шутке, заставила подписать документы, тут же продемонстрировала медаль, которую Павлу вручат, и траурную ленточку, которую он должен будет надеть.

– Вы правильно сделали, что согласились, сеньор, – сказала она, глядя, как Веласкес прикладывает палец к экрану. – Ваш статус от этого не изменится, а вот срок, на который его дали, может значительно уменьшиться. Лояльность к власти – очень ценный ресурс.

– Экскомьюникадо, да? – уточнил Павел. – Что это слово означает – я так до конца и не понял.

– Когда-то так называли отлучённых от церкви, особо упрямых сжигали. Но, надеюсь, с вами до этого не дойдёт.

Женщина холодно улыбнулась, ей наверняка было далеко за пятьдесят, выглядела она отлично, гладкое, без морщин, лицо, пухлые губы, высокие скулы, подтянутая фигура, коротко подстриженные волосы, и вместе с тем жизненный опыт в глазах. И полное безразличие к собеседнику. На руке у помощницы мэра тускло блестел браслет, такой же, как у Веласкеса.

– Вы и мисс Пайпер споёте «Аве Мария», сеньор, если вы не уверены в собственном голосе, просто открывайте рот, наш оператор наложит звук. Большинство из погибших были последователями католической церкви нового начала, мы отдаём дань памяти этим людям на седьмой день. У вас есть костюм? Не надевайте его, вот так, в свободной одежде, вы будете одним из избирателей, а не одним из нас, это придаст церемонии неформальный характер. И ещё вот здесь и здесь. Всё, сеньор, завтра в середине второй трети мы вас ждём, пропуск уже в вашем комме. Ведите себя естественно, не выставляйтесь напоказ, но и не жмитесь позади.

– А как же напутствие от старшего товарища младшему? – Павел кивнул на браслет. – Что-нибудь пафосное и глубокомысленное.

В глазах женщины промелькнуло что-то человеческое и тут же исчезло.

– Со временем, – сказала она, – вы поймёте, что важно не украшение, а то, кто его носит. И чем раньше это произойдёт, тем лучше для вас. Такое напутствие подойдёт?

– Вполне, – улыбнулся Веласкес.

Когда он вернулся домой, Волковой там не было. Ни в комнате, ни у бассейна… Сеньора Гименес, поджав губы, сказала, что драная кошка, которую Павел приволок в кондо, успела поругаться с семьёй, жившей через блок, нагрубила уборщице и куда-то уехала. И теперь Мелани Уоттерс в расстроенных чувствах собирается потребовать у управляющего прибавки, а совет жильцов не может себе этого позволить.

Веласкес сказал, что и он, и его гостья уедут отсюда при первой же возможности, скорее всего – уже через несколько дней. Потом он пообещал сеньоре Гименес то же самое, и следом – поклялся всеми святыми, оставил пластину в сто реалов для миссис Уоттерс и согласился, что до отъезда его апартаменты убирать никто не будет.

– Кто не умеет быть вежливым, живёт в грязи, – веско сказала старушка.

Павел спорить не стал – сегодняшний день прямо-таки изобиловал философскими изречениями, и отправился в грязную конуру. Одна спальня была отдана скандальному детективу, вторую оккупировал Лю и ни в какую не хотел слезать с кровати, неубранная посуда на террасе и следы грязных подошв Веласкесу не понравились. Отсутствие микроавтобуса – тоже. Он заказал в магазине робота-уборщика, согласился оплатить срочную доставку и отправился в бар на улице Светлячков.

Запись, полученную от Рафаэля, этим утром он просмотрел два раза, и каждый раз его что-то цепляло, но вот что, глаз уловить не мог.

– Серхио, – он уселся за стойку, – подвал свободен?

Слегка заторможенный мулат, с прямым носом и копной чёрных кудряшек, работал на Карпова много лет, но находился на такой низкой ступени организации, что про смену боссов даже и не слышал. Этот бар принадлежал одному из братьев Войцеха, хозяина казино в церковной пристройке, прибыли никакой не приносил, зато в подвале была оборудована комната, отлично защищённая от прослушивания, помесь клетки Фарадея с банковским хранилищем. Именно ради этой комнаты бар, собственно, и строился, здесь осматривали защищённые контейнеры, которые нельзя было вскрывать в обычных местах. Бизнес разбился о жадность, брат Войцеха хотел получать долю от каждой сделки, его подстрелили, хоть и не до смерти, и с тех пор подвалом мало кто пользовался.

Серхио кивнул, получил сотню реалов, пододвинул Павлу кубик ключа на цепочке и занялся своим обычным делом – просмотром спортивных передач. Посетители сами себе наливали пиво и текилу, брали в автомате солёный кешью, жареные корни маниока и пестели с креветками и сливочным сыром, а потом расплачивались кто сколько мог. Днём бар пустовал, а вот по вечерам свободных мест не было.

Комм пикнул, едва Веласкес запер за собой сейфовую дверь, сигнал извне сюда не поступал, и отсюда – тоже, телефон потерял сеть и требовал выйти на открытое место.