— Ах, Стрекозка, — пробормотал он. — Милая моя проказливая малышка.

У своих ног он заметил маленькую брошенную маргаритку и, закрыв глаза, прикоснулся к щеке нежными лепестками.

Волна отчаянного одиночества, горечи утраты нахлынула и сошла. Как это похоже на Серафину: заставить его включиться с ней в игру, когда он уже отказался от ее предложения! Прятки — любимая игра принцессы. А разве не играл сам Дариус постоянно в эту игру? Вечно прячась… Он почувствовал, что она наблюдает за ним. — Почему вы снова и снова прощаете меня? — тихо спросил Дариус, не зная, слышит ли его Серафина, не уверенный, что вынесет ее ответ. Цветок выскользнул из его пальцев. Дойдя до середины полянки, Дариус огляделся. — Ладно, — объявил он. — Ты имеешь право на меня сердиться. Я был сегодня утром груб. с тобой. Я велел тебе самой найти себе развлечение, а когда ты так и сделала, накричал на тебя. О чем очень сожалею. Теперь выйдешь ко мне? Из зарослей дикого винограда послышался смешок. Он лукаво улыбнулся и подкрался ближе, но Серафина, видимо, заметила его приближение, потому что когда Дариус с ликующим криком раздвинул ветви, ее там уже не было.

— Хм-хм. — Он вернулся на середину поляны и опять огляделся. — Может, ты примешь наконец мои извинения, если я скажу тебе, что предпринял некоторые шаги, желая помириться с тобой?

Дариус замолчал, уверенный, что теперь завладел ее вниманием. Где же прячется эта озорница?

— Не приедет сюда никакая дуэнья, чтобы тебе досаждать, — сообщил он.

Послышался шорох раздвигаемых веток. Оглянувшись, Дариус увидел сияющие среди листвы фиалковые глаза.

Издав восторженный вопль, он прыгнул туда. Серафина взвизгнула и, ломая ветки, помчалась, как лань, через лес Дариус кинулся за ней.

Дариус перепрыгнул через замшелое дерево в тот момент, когда принцесса скрылась за поворотом тропинки, но сквозь деревья Дариус видел ее летящую грациозную фигурку. Помчавшись еще быстрее, он нагнал и схватил Серафиму. Она извивалась в его руках, стараясь освободиться даже в тот миг, когда они вместе упали на траву. Тем все и кончилось: Серафина лежала под ним на спине, обдавая его лицо ароматным дыханием.

Дариус радостно улыбнулся:

— Поймал!

Она выпятила нижнюю губку, но глаза ее задорно сверкали из-под густых шелковистых ресниц.

Опершись на локти, Дариус выхватил маргаритку из волос Серафины и провел цветком ей по носу. Когда она отвернулась, он пощекотал маргариткой нежную шейку принцессы.

Она рассмеялась.

— Перестань чудовище!

— Я не слишком тяжел?

— Ты вот-вот раздавишь меня!

Чистой невинностью, чистой прелестью лучились ее фиалковые глаза. Они сияли не для геройского Анатоля, не для какого-то принца, а для него… ничтожного цыганского ублюдка. Вся игривость Дариуса тут же исчезла.

— Что такое? — робко прошептала она.

А вокруг них трещали цикады, и высоко в ветвях вздыхал над ними горный ветерок.

— Ты… — Голос его прервался, а рука затрепетала, как у юноши. Дариус прикоснулся к щеке Серафины, положил на нее ладонь… Он казался себе неловким, неуклюжим. Ее атласная щечка цвета сливок пылала нежным жаром. Прикосновение Дариуса было благоговейным, почтительным…

Растерянная, посмотрела она ему в глаза.

— Ты так прекрасна, — выдохнул он.

— О Дариус! — растроганно прошептала она и, нежно улыбнувшись ему, прильнула к его твердому и мощному телу. Обвив шею Дариуса руками, Серафина крепко притянула его к себе. — Спасибо!

Он молча наслаждался этим невинным объятием. Дариус был на небесах, его обволакивала ее несказанная прелесть. Он ощущал прижатые к нему сочные, крепкие груди, такие совершенные… Ему мучительно хотелось дотронуться до них.

Когда она посмотрела ему в лицо, глаза ее пообещали Дариусу рай. Все, что принадлежало Серафине, она отдавала ему безраздельно. Бог знает по какой причине, по какому ошибочному выбору, но она предпочла всем его, а он… один Бог знает, как же он ее хотел! Дариус трепетал от желания.

— Серафина, я был не совсем честен с тобой.

— Ш-ш, — выдохнула она. — Не надо ничего объяснять. Теперь ты со мной.

Она очень ласково коснулась пальцем кривого шрама в уголке его рта. Дариус вздрогнул, но не отпрянул, а продолжал неотрывно наблюдать за сменой выражений ее лица.

Внезапно Серафина выгнулась навстречу ему и поцеловала полумесяц шрама долгим томительным поцелуем.

Дариус подвел руки ей под спину и привлек к себе, погрузив пальцы в ее кудри. Она шептала его имя, покрывала поцелуями щеки и шею, гладила плечи, стараясь не потревожить рану.

Стремясь овладеть собой, Дариус закрыл глаза, но аромат ее кожи был слишком пленителен. Поняв, что проиграл битву, он приник поцелуем к ее шее.

Дариус услышал тихий стон Серафины. Она раскинулась на ковре из опавших листьев и запрокинула голову, отдавая себя ему. Он гладил ее волосы и целовал.

Он не сознавал, сколько это продолжалось. Сколько времени длились эти прикосновения и объятия. Они обменивались нежными поцелуями, как невинные дети, завороженные своим открытием. Нет, конечно, не так обычно соблазнял он женщин.

Это было ни на что не похоже. Душа его пылала огнем. С ней Дариус был неопытным и несмелым, неуверенным, как девственница, трепещущая в его руках.

Дариус остро чувствовал на себе ее руки. Они скользили по всему его телу, исследовали спину, бока, бедра… Как-то незаметно Серафина развязала его галстук. Она ласкала шею Дариуса, поддела пальчиком серебряную цепочку с образком. Целуя изгиб ее шейки, Дариус ощутил, как бедра Серафины инстинктивно поднялись навстречу ему.

Желание ударило Дариусу в голову, бурно разошлось по телу. Правым коленом он нежно подтолкнул ее левую ногу. Серафина раздвинула бедра, позволяя ему лечь между ними. Его плоть напряглась еще сильнее, окаменела… Казалось, одно касание ее руки, и он взорвется.

Она часто дышала, чуть приоткрыв губы. Фиалковые глаза застыли в изумлении. Серафина ощутила ответное желание, ту же лихорадочную страсть, которая сжигала его… Ее зеркальное отражение. Она запрокинула голову и посмотрела на Дариуса таким жарким взглядом, словно он уже вонзился в ее глубину.

Дариус погрузил пальцы в ее локоны, нежно обхватил ладонями изящную головку и помедлил, облизывая пересохшие от страха губы.

Как же он боялся… сам не зная чего…

— Серафина…

— Да, Дариус. Да! — Она потянула его вниз, к себе.

Будущее, мир за пределами леса ушли в небытие, растворились в тумане вместе с его сопротивлением. Годы самообуздания, обреченного на провал с самого начала. Дариус принадлежал Серафине душой и телом… и знал это всегда.

С чувством огромного облегчения, такого пронзительного, что Дариус готов был заплакать от сладостной муки, он опустил голову и приник к ее губам.