Это, пожалуй, исчерпывающий ответ на поставленный нами вопрос.

…А Наполеон рано утром появился в Сен-Клу среди депутатов обеих палат, надеясь, что они примут его как спасителя отечества. Не тут-то было! В Совете старейшин, заседавшем в зале Аполлона, обстановка была более-менее спокойней — там у Наполеона много сторонников. Наполеон вошёл в Совет старейшин в сопровождении Жозефа, секретаря Л.-А. Бурьенна (1769–1832) и нескольких офицеров и обратился к собравшимся с речью, которая была выслушана более-менее благосклонно. В Совете же пятисот, собравшемся в Оранжерее дворца, поднялся такой шум и гвалт, что ни председательствовавший в Совете браг Люсьен, ни помогавший ему брат Жозеф, ни их сторонники не смогли переломить негативное настроение законодательного корпуса, Наполеону не оставалось ничего иного, как сбежать из зала — иначе бы разъярённые депутаты его растерзали. Депутаты, кто со сжатыми кулаками, кто с кинжалами, а кто с пистолетами, бросились на Наполеона с криками "Диктатор! Предатель! Долой тирана!", и если бы не образовалась свалка и не четыре гренадера, диктатору тут же был бы конец.

Пришлось сменить тактику и применить силу. Во дворе сыграли сбор, дверь Оранжереи отворилась, и в зал плотной толпой вошли гренадеры. Прикладами они стали выталкивать депутатов из зала, в то время как многие из них бросились в окна и выпрыгивали наружу. Живости законодателям придал громовой голос Мюрата:

— Выбросить эту адвокатскую сволочь на улицу!

Утром 10 ноября три новых консула — аббат и граф Эммануэль Жозеф Сиейес, Рожер. Дюкр и Наполеон Бонапарт — дали торжественную клятву служить неделимой Республике, Свободе, Равенству и Братству. Переворот 18 брюмера стал свершившимся фактом, а "философ" стал диктатором."Брюмер означал конец самостоятельной роли Бернадота в истории Франции, — написал Хёйер. — Его карьера в последующие десять лет, какой бы ни была блестящей, целиком находилась в тени корсиканца".

Бернадот же остался для Наполеона навсегда I'homme obstacle — человеком-препятствием.

Когда генерал Сарразэн в воскресную после переворота ночь возвращался домой в Шато-Фрагьер, что в Вилльнёв-Сен-Жорж, он увидел около своего дома знакомую фигуру Бернадота, а рядом с ним — какого-то мальчика. При ближайшем рассмотрении мальчиком оказалась Дезире. Супруга попросили Сарразэна спрятать их на время (сына Оскара они, вероятно, оставили на тётку Жюли), и Сарразэн отвел их в свой дом. Когда он на следующий день пошёл в Люксембургский дворец, там его встретил Наполеон и сказал, что если он увидит Бернадота, то должен передать, что он всегда рад считать его своим другом. Ж. Фуше уже 11 ноября доложил патрону о местонахождении Бернадотов, а тот через Жозефа дал знать беглецу, что по-прежнему считает его своим другом. Тем не менее Бернадот ещё двое суток, пока не получил письмо от Жозефа Бонапарта, не выходил из дома Сарразэна. К чести Бонапарта следует заметить, что он не стал подвергать кого-либо из своих противников преследованиям — пока. Ему нужно было объединить вокруг себя всех способных и энергичных людей, и если они захотят служить ему, то он найдёт им место во власти. Корсиканское чувство клановости ускорило примирение со строптивым свояком. И Бернадот, "поломавшись" для вида три дня, позволил Жозефу и Дезире уговорить себя вернуться в Париж. 20 января 1800 года он появился в доме у свояка в Мортефонтэне, где праздновали свадьбу Каролины Бонапарт с Йоакимом Мюратом.

Наполеон Бонапарт — первый консул. Художник Р. Лефевр

Примирение с Наполеоном было, вероятно, полным, потому что оно позволило Бернадоту рьяно добиваться освобождения арестованных депутатов Законодательного собрания и защиты своих друзей. В частности, ему удалось вычеркнуть из списков предназначенных к депортации якобинцев имя Журдана. Аббат Сиейес по поручению Наполеона приступил к разработке новой конституции — конституции т. н. консульства. 24 декабря 1799 года она вступила в силу, Директория упразднялась, и страной стал править триумвират консулов, из которых главным, естественно, стал Наполеон Бонапарт.

Среди военных — единственной прослойки общества, которая искренне поддержала Наполеона во время переворота, — началось брожение и недовольство: как так получилось, что один человек, такой же, как и они сами, узурпировал власть в стране и правил как диктатор? Люсьен Бонапарт и Бернадот на первых порах полагали, что Наполеон станет французским Джорджем Вашингтоном, но просчитались: тот сделался французским Оливером Кромвелем. Первый консул отлично знал об этих настроениях и стал немедленно избавляться от бывших своих сторонников: Сен-Сир с дивизией отправился в Португалию, Ланн уехал послом в Лиссабон, Брюн — в Константинополь, Макдональд — в Копенгаген. Но мстить никому Наполеон не стал. Он делал ставку на достижение в стране консолидации независимо от принадлежности к партиям людей, которые захотят поддержать Консульство.

Бернадот, хоть и не сразу, а только через месяц после событий ставший не без помощи Жозефа Бонапарта членом Государственного совета, центрального органа новой власти, какое-то время работал в военной его секции, занимаясь разработкой нового закона о рекрутах, но скоро получил предложение выехать в армию под Дижон, непосредственно подчинявшуюся Наполеону. Бернадот от этого назначения отказался, и тогда диктатор отправил его в Западную армию. Уже цитировавшийся выше Бурьен писал, что первый консул всеми способами хотел удалить не поддержавшего переворот 18 брюмера и строптивого генерала подальше от Парижа. Т. Хёйер считает такое предположение маловероятным, ибо Бернадот сам искал себе занятия и фактически сам предложил себя на пост командующего Западной армией.

Ещё в 1798 году шла речь о высадке в Англии, и вот теперь первый консул назначил Бернадота командиром экспедиционного корпуса в надежде, что генерал наделает ошибок, и тогда его можно было бы привлечь к ответственности. Вскоре, однако, всем стало очевидно, что бросок через Ла-Манш французам был не по зубам и не по карману и идею десанта похерили. А Бернадота послали усмирять мятежную Вандею и сторожить побережье Франции от высадки английского десанта — авось там он сломит себе голову!

Война с местными крестьянами главным образом развернулась по левому берегу Луары, в Анжу, и по берегам Пуату. Революция, кроме бед и оскорблений обычаев, ничего не дала этому дикому краю, в котором издавна господствовали патриархально-феодальные порядки. Священник и помещик в глазах безграмотных крестьян были наместниками Бога и Короля на земле, и другого начальства никто из них знать не хотел. Вандея жила изолированно от всей Франции, и её нисколько не трогало, что там происходит в Париже. Вандейцы лишь знали, что их любимого короля убили, и теперь они воевали против тех, кто это сделал. Война приняла затяжной характер, потому что мятежников поддерживало всё население.