Потом Майклу вспомнилось одно из всенощных шествий, длякоторого девчонок-первоклассниц нарядили ангелочками, и они важно прошествоваличерез святилище и по всему главному нефу к выходу из церкви. Майкл словно вновьвдыхал запах рождественских елок, смешанный с ароматом цветов и запахомрасплавленного воска свечей. Девочки пели о младенце Христе. Майкл видел РитуМей Двайер, Марию Луизу Гвидри и свою кузину Патрицию Энн Беккер, а такжемногих других знакомых девчонок. До чего мило все они выглядели в белых одеяниях,с крылышками из накрахмаленной ткани. Не маленькие чудовища, какими нередкобывали в обычной жизни, а настоящие ангелы. То было волшебное Рождество. Акогда он вернулся домой, под сияющей огоньками елкой лежали все его подарки.

Шествия… Из великого их множества Майкл не любил только те,что проводились в честь Девы Марии. А виной тому злые монахини, причинявшиестолько боли мальчишкам, – именно с ними ассоциировался в его сознанииобраз Святой Девы. Майкл корил себя за отсутствие должного почтения, однаконичего не мог с собой поделать и в конце концов смирился.

Но Рождество Майкл всегда ожидал с нетерпением. Этотпраздник с годами не утратил своего волшебства, ибо символизировал собойбесконечную цепь исторических событий, уходившую сквозь тысячелетия в далекоепрошлое, в сумрачные леса, где вокруг костров исполняли свои ритуальные танцыязычники. Ясли с улыбающимся младенцем и торжественный полуночный миг рожденияХриста вызывали в нем благоговение.

В Калифорнии канун Рождества оставался для Майкла священнымднем: даже если приходилось отмечать его в одиночестве, он неизменно просиживалс бокалом вина до полуночи, и огоньки на маленькой елке оставались единственнымосвещением в комнате. Так же как для многих Новый год, Рождество для него былосимволом начала новой жизни. Он часто вспоминал последнее Рождество в НовомОрлеане, и прежде всего почему-то снегопад: снег падал мягко и беззвучно, иветер разносил снежинки… Наверное, снег шел и в тот момент, когда его отецпробирался по крыше горящего склада на Чупитулас-стрит.

Как бы то ни было, но Майкл ни разу не навестил родныеместа.

Как-то все не получалось – вечно оказывалось, что он неуспевает в срок завершить какую-нибудь работу. А короткие отпуска, выпадавшиеему, он проводил в Европе или в Нью-Йорке, бродя по музеям и осматриваядостопримечательности. Именно так предпочитали проводить время егомногочисленные любовницы. Ну кому захочется смотреть на празднование Марди-Грав Новом Орлеане, если можно поехать в Рио? К чему тащиться на юг Соединенных Штатов,если есть шанс отправиться на юг Франции?

Однако Майклу все чаще приходила в голову мысль онеобходимости вернуться на улицы своего детства, чтобы вновь побродить поСадовому кварталу, посмотреть на тот мир взрослыми глазами и проверить,справедливо ли его убеждение в том, что он наконец обрел все, о чем такстрастно мечтал во время давних прогулок. Разве не было в его жизни моментов,когда он ощущал пустоту и словно ждал чего-то другого, чего-то необычайноважного, но не знал, чего именно?

Вот, например, до сих пор ему так и не довелось испытатьчувство большой, всепоглощающей любви, однако он был уверен, что онапридет, – всему свое время. Вот тогда он вместе со своей невестой посетитродные края и не будет ощущать одиночество, гуляя по дорожкам кладбища илистарым тротуарам. Кто знает? Может, ему даже удастся ненадолго задержаться вНовом Орлеане и побродить по знакомым улицам.

За все эти годы у Майкла было несколько любовных связей и поменьшей мере две из них напоминали брак. Обе женщины были еврейками из России –страстные, одухотворенные, блистательные и независимые. Майкл всегда оченьгордился своими холеными и умными подругами. Их отношения основывались нетолько на чувственном влечении, но в равной мере и на духовной близости – послезанятий любовью они могли проговорить ночь напролет, а иногда до самогорассвета вели беседы за пивом и пиццей. Таков был стиль поведения Майкла сосвоими возлюбленными.

Эти отношения дали ему очень много. Открытый, лишенныйгордыни и эгоизма Майкл с легкостью вызывал симпатию и завоевывал расположениеженщин и с такой же легкостью впитывал в себя все, чему мог у них научиться. Имнравилось ездить с ним в Нью-Йорк, на Ривьеру или в Грецию и наблюдать, с какимвосторгом воспринимал он все увиденное. Они обсуждали с ним любимую музыку,любимых художников, любимые блюда, свои предпочтения в одежде или мебели.Элизабет учила его выбирать подходящие костюмы от братьев Брукс и рубашки отПола Стюарта. Джудит повела его в модный мужской магазин, где они купили первыев его жизни элегантные безделушки, необходимые преуспевающему мужчине. Онаприучила его посещать лучшие парикмахерские салоны, познакомила с европейскимивинами, показала, как правильно готовить пасту, и объяснила, почему музыкаэпохи барокко не менее прекрасна, чем его любимая классика.

Майкл посмеивался над всем этим, однако всегда был прилежнымучеником. Обе женщины поддразнивали его из-за веснушек на лице, склонности кизлишнему весу и вечно норовившей залезть прямо в голубые глаза челки. Они безконца повторяли, как он нравится их родителям, прохаживались насчет его обаяния«мальчугана-забияки» и утверждали, что он неотразим в черном галстуке. Элизабетназывала Майкла «грубиян с золотым сердцем», а Джудит дала ему прозвище Драчун.В свою очередь Майкл таскал их на боксерские матчи «Золотой перчатки», набаскетбол и в хорошие бары, где они пили пиво. По воскресеньям в паркеГолден-Гейт он втолковывал своим спутницам, как отличить футбольный матч отигры в регби, и даже готов был научить их приемам уличной самообороны, возникниу них такое желание. Последнее предложение высказывалось скорее ради шутки.Майкл водил обеих женщин на оперные спектакли и симфонические концерты, которыепосещал с поистине религиозным рвением. А Элизабет и Джудит познакомили его створчеством Дейва Брубека, Майлса Дэвиса, Билла Эванса и «Кронос-квартета».

Восприимчивость и страстность Майкла, казалось, моглисоблазнить кого угодно.

Следует, однако, признать, что женщины находили весьмапривлекательными не только достоинства Майкла, но и его недостатки. Когда онсердился или пугался чего-либо, то мгновенно превращался в насупленногомальчишку с Ирландского канала, причем превращение совершалось с большойубедительностью и уверенностью, а главное – с определенной долейподсознательной сексуальности. Обеих спутниц Майкла восхищали его ремесленныенавыки – умение обращаться с молотком и гвоздями, равно как и его бесстрашие.

Страх? Конечно же, Майкл втайне испытывал это чувство: онстрашился унижения, его до сих пор преследовали иррациональные детские страхи.Но страх перед чем-то реальным? Такого страха Майкл не знал. Если раздавалсякрик о помощи, он первым бросался на улицу выяснять, что случилось.