Алена продолжала болтать опять что-то про сольные номера бабушки Наины, а я в полном недоумении анализировала события прошлой ночи. Неужели у меня и вправду были глюки? Но я же слишком хорошо помню, что входная дверь в особняк оказалась открыта, и потом… жуткое ощущение чужих неподвижных пальцев в собственной руке… Нет, это не может быть бредовым чувством… В подвале лежал беспомощный человек. Надеюсь, не труп. Рука не была холодной. Вопрос – куда он (или она) делся?

Я беспомощно оглянулась на окно. Солнце здесь появляется во второй половине дня, но все равно ясно, что погода хорошая. И металлические решетки целые. Птицы вовсю заливаются. Совсем не страшно.

– Давай сюда градусник! – Я покорно вытащила его и передала дочери. – Удивительно… Тридцать пять и четыре! Явный упадок сил. Фига себе, какие перепады! Такое впечатление, что ты вчера сама себя подогрела, а сегодня обесточилась…

– Не-е-ет, Наина Андреевна, вам не сюда. Вон там ваша дверь! Мы ее сейчас за вами благополучно и закроем… До лучших времен! Сидите спокойно и ждите – скоро гулять пойдем. И в таком виде не надо портить праздник Ирише, а то она до следующего не доживет. Зачем вы кашей в окно плевались, а? Уже забыли? Ладно, для начала причешемся… – Наталья в коридорчике заливалась на разные голоса. Как птицы в лесу. Интонация напева менялась в зависимости от содержания.

Судя по всему, Наина досталась нам как переходное Красное Знамя. Юленьке не до нее, а Дульсинея мстительно радуется, рисуя в своем воображении картины нашего коллективного «отдыха»…

– Самое ужасное, – до меня наконец дошел голос дочери, – что эта Баба Яга убрала куда-то все лекарства. Непонятно, чем пичкать Наину Андреевну? Как выяснилось, Юля вообще ничего не знает. Одна надежда на завтрашнее возвращение Валерия…

Подруга буквально вломилась в дверь:

– Ну что ты здесь сидишь с мокрым носом? Температура есть? Фига себе! Стряхнули, что ли? – Не нуждаясь в ответах, она сунула градусник мне под мышку и принялась петь хвалебные гимны Дульсинее, удивляясь, как та не сбрендила раньше. Полчаса в обществе Наины равносильны году исправительно-трудовых работ. Никак не меньше. Самое ужасное, что лекарства наверняка закрыты в комнате слинявшей сиделки, а ключ от этой комнаты Евдокия Петровна в сердцах наверняка уперла с собой. Юлька целый час ищет запасной. Наина опять жалуется на пулю, застрявшую в матрасе, изображая из себя принцессу на этой самой пуле. А заодно привычно призывает всех Юленек собраться в кучу и спасаться. Конец света, короче говоря! Кто знает, что придет ей в голову ближе к ночи? Вдруг надумает спасти весь окружающий мир? Радикальным, так сказать, способом… Наташка пригорюнилась. Мы тоже расстроились. – В конце концов на ночь подопрем ее дверь колом или лопатой. Главное, чтобы она не стянула спички. Юлька пробовала дозвониться Валерию, я – нашим. Бесполезно. Все отключены. – Тяжело вздохнув, она вытянула мой градусник и удовлетворенно заявила: – Ну хоть с тобой пока все в порядке, тридцать шесть и две! Тогда пойдем на кухню – будешь принимать официальные поздравления. Сразу предупреждаю, – подруга для убедительности выставила вперед ладони, – все подарки на даче. Мы так с Димкой договорились. Потом сюрприз будет. – Она заговорщицки подмигнула Аленке. Та, нехотя улыбаясь, распрямляла мои высохшие джинсы, стоявшие трубой. Наташка не стала ждать окончания сборов и улетела на кухню.

Широкое кухонное окно было залито солнечным светом. Он отражался на полу и в Натальиных очках, которые она держала в левой руке. На столе громоздился здоровенный ломоть черного хлеба, в котором торчало семь маленьких свечек. Ровное пламя чуть колебалось. От удивления я споткнулась о собственную ногу и удачно шлепнулась на вовремя подвинутый дочерью стул.

– Прямое попадание! – прокомментировала Аленка это событие и обняла меня за плечи. – С днем рождения, мамусик!

– С днем рождения! – весело гаркнула подруга. – Ты уж извини, но в последнее время у меня сформировалось только одно пожелание: живи долго и не сходи с ума, чтобы не сводить с него окружающих! Задувай свечи!

– А почему только семь? Намек на то, что впала в детство? – выполнив приказ, немного обиженно поинтересовалась я.

– Больше нет! Остальные в уме! В конце концов должно же у тебя быть воображение? Да и лишние намеки на критический возраст ни к чему.

– Почему критический?

– А после сорока у тебя каждый год критический. Меня лично тянет на критику всех и вся уже давно – сразу после тридцати пяти. Ты несколько подзадержалась в своем развитии… Ленусик, вытягивай скотину!

Ярко-желтая в коричневых пятнышках корова с забавной мордочкой украсила заварной чайник.

– Мы не выдержали и прихватили эту безделушку с собой. А на даче тебя и твои старые паласы ждет подарочный пылесос. Мои – он тоже ждет. Но это так, к слову. Теперь твои пожелания – начнем гулять прямо с данной минуты или повременим?

– Повременим. Мне еще надо привыкнуть к своему новому возрасту. Кофейку бы…

– Ирочка, с днем рождения! А сказали, ты больна. Я была у тебя, вернее, у вас, в комнате: там пусто, – налетела на меня от входной двери Юля.

– А-а-а, меня, вернее, нас, там уже нет, – промямлила я.

– Да, догадалась. Держи в подарок! Одно время занималась росписью по ткани. – Она протянула мне две подушечки, расписанные диковинными цветами. Кофе был забыт, все сгрудились над подарком.

– Надо же! – восхитилась Наталья. – Цветовая гамма удачно подходит к моим тапочкам и Бориным шортам после покраски веранды! Юля, ты просто обязана устроить ликбез! Ирка, слабо´ расписать все в доме, начиная от мужских трусов и кончая постельным бельем у соседей по даче?

– Легко! – с энтузиазмом ответила я, благодарно целуя Юленьку. – Кое-какой опыт у меня уже есть. В прошлом году красила металлическую решетку от забора. Только Димка распыхтелся – много краски израсходовала.

Похоже, Юля и вправду немного отошла от своей несчастной любви. Да и была ли она на самом деле? Заела рутина семейной жизни. А может, это результат безделья? В женских журналах частенько жалеют жен новых русских, страдающих от черной зависти к утомленным многодетным матерям. Порой и не многодетным даже, но хотя бы обремененным постоянными мыслями о хлебе насущном. Впрочем, мне тоже иногда хочется побездельничать. Особенно безделье удается, если меняешь вид бурной деятельности – например, отдыхаешь от работы в грядках на даче. Еще лучше – среди цветочных зарослей. А какой балдеж – поваляться с книжкой в руках, зная, что торопиться некуда…

– Юль, ты работаешь? – спросила Аленка.

Девушка немного растерялась. Наверное, удивилась резкому переходу от художественной росписи по ткани к прозаичным будням.

– Да-а-а… Я работаю, но это не очень интересно. Вы знаете, у меня есть запас готовых коржей. Можно сварганить любой крем – получится торт. Надо только спуститься в подвал… Впрочем, можно испечь готовые. – Я не успела поймать выражение ее лица, но вела себя она очень спокойно. Деловито подошла к холодильнику, заглянула внутрь. – Кое-что мы сейчас вытащим разморозить…