– Но… тогда получается, что Юля… – Заставить себя договорить Алена не могла.

– Да вы что?! – возмутилась Наташка. – Соображаете?! В Юльке весу-то от силы килограммов шестьдесят. А в Дульсинее все девяносто. С гаком! А гак еще килограммчиков десять! Она бы Юльку массой задавила. И в подвал ее уволочь могла только с нашей помощью… – Подруга с подозрением уставилась на меня. – Ты сидела на посту в туалете. И слышала что-то подозрительное…

Я вздохнула и рассказала про свару на втором этаже и возню на кухне и в холле. Может быть, мне тогда мешал шум в голове из-за высокой температуры, но у меня не создалось впечатления того, что тело несчастной волокут вниз по лестнице в подвал и оно тщательно пересчитывает ногами или головой все ступеньки. Была какая-то легкая возня.

– «К сожаленью, день рожденья только раз в году», – уныло пропела Наташка. – Но нам всем и этого достаточно. Судя по всему, у девушки был помощник.

– Судя по всему, все могло произойти случайно, – заартачилась Алена.

– Ну да, – согласилась Наташка. – Утром душа старушки оправилась от удара, поняла, что погорячилась – посмертно, и заявилась к приемной дочери с просьбой отправить ее бренные останки по месту регистрации. Та не нашла в себе сил отказать…

– Юля вешает нам лапшу на уши, – поддержала я подругу. – А вообще получается какая-то ерунда…

Раздался громкий треск, и мы разом примолкли. Наташка решила было завизжать, но я вовремя закрыла ей рот ладонью, дав понять, что надо экономить силы. Аленка, не долго думая, выскочила в коридор. Очевидно, полет наяву по подвалу, открыл в ней новые горизонты бесшабашности.

– Юлька, ты что? Умом тронулась? Зачем ломаешь дверь Евдокии Петровны?

– Там лекарства. А запасной ключ я так и не нашла. Наине Андреевне без них нельзя. На ночь обязательно надо дать успокоительное. Мой запас кончился.

Выглянув в коридор, мы увидели, что Юля яростно пытается отогнуть дверь отверткой. Дерево старательно сопротивлялось. Все усилия были напрасны. Взломщица даже всплакнула с досады. Из соседней комнаты тоненько подвывала Наина. Наталья ахнула и принялась оттаскивать Юлю от двери, уговаривая прийти в себя. Озлобленно шарахнув напоследок ногой по стенке, девушка обмякла. Ну зачем же было долбить босой ногой, если не имеешь хоть какого-нибудь пояса по карате?! Похоже, ненависть к приемной матери затмила здравый смысл.

Пока она сидела на полу, зажав пальцы правой ноги одноименной рукой, и, закатив глаза к потолку, почти беззвучно страдала от боли, Наталья проникла к Наине Андреевне. Буквально тут же раздался дикий крик подруги о помощи. Как оказалось – очень своевременный: Наташка в полусогнутом состоянии шарахалась из стороны в сторону, пытаясь встать на дыбы и скинуть со своей спины безумную наездницу – Наину. Заметив наше появление, всадница дико гикнула, завизжала «спасайтесь!!!» и с новой силой заерзала по спине импровизированной лошади.

Мне показалось, что она собралась подвинуться и уступить освободившееся место Аленке. Ибо других транспортных средств для своевременного спасения под рукой не было.

С большим трудом мы оторвали худенькую старушку от Наташки. Вся шея у подруги была в красных пятнах и полосах.

– Нет, ну хоть бы взнуздала сначала, – возмущалась она, вращая головой в разные стороны. – Сидела спокойненько и тряслась на кровати, а только я нагнулась поднять ночник с пола, как эта стрекоза сиганула на меня не хуже джигита! Честно скажу, чувствую себя загнанной лошадью. Чуть шею не свернула! Теперь и у меня появилось желание взломать дверь в комнату Дульсинеи. Успокоительное просто необходимо по жизненным показаниям. Всем нам вместе взятым. Но мне – в первую очередь.

Тем временем настроение у Наины улучшилось. Разминка пошла ей на пользу. Щечки у нее порозовели, глазки обрели некую ясность. Окинув присутствующих доброжелательным взглядом, она сказала:

– Обеденный перерыв, господа. Кушать будем на серебряном сервизе, – и, быстро нагнувшись, вытянула из-за кресла ночной горшок. Мне пришло в голову, что она просто издевается над нами. Но в следующую минуту глаза старушки опять потускнели, и она торопливо что-то забормотала. Горшок, выпущенный из рук, был вовремя подхвачен Наташкой. Надо отметить, у подруги резко обострились рефлекторные реакции.

Наина сидела, устремив неподвижный взгляд на пальцы собственных ног, и перебирала петли застежки на кофте, одетой шиворот-навыворот прямо на ночную сорочку. Руки, как у многостаночницы, быстро сновали вверх и вниз. Потом она улеглась ногами на подушку. Но буквально тут же сжалась в комочек и, не обращая ни на кого внимания, заснула, пока мы наводили порядок в комнате. Расправить скомканное одеяло как следует мне не удалось, не хотелось ее тревожить. Тем не менее ноги бедняги я укутала. Осторожно вытащила из-под одеяла теплый халат и легкую куртку. Свернула их и отложила в сторонку вместе с поднятым с пола полотенцем, решив позднее постирать. Запах был еще тот! Не мешало бы вообще сменить белье. Такое впечатление, что у Наины Андреевны была рыбная ночь. Мы на цыпочках вышли из комнаты и закрыли за собой дверь. Юли в коридоре не было. Не долго думая, я достала связку ключей и предприняла попытку открыть дверь. Первый же ключ признал свое родство с замком. Он легко вошел в замочную скважину, но этим дело и ограничилось. Его заклинило. Очевидно, Юлька в своем неуемном порыве проникнуть в комнату скособочила замок. С большим трудом удалось вытащить ключ. Остальные даже не подошли к замочной скважине.

– Быстро на улицу! – скомандовала я, и меня послушались. Пожалуй, даже слишком поспешно. Аленка вылетела на крыльцо в одних носках. Осознав оплошность, решила было вернуться назад, но махнула рукой и понеслась за мной без обуви. И правильно, что не вернулась – ее тапки, как частенько бывало и раньше, подцепила я.

У зарешеченного окна комнаты Дульсинеи мы остановились. Подпрыгивая, я тщетно старалась заглянуть в окно, находившееся более чем в полутора метрах от земли. Не помогли и Наташкины лишние пять сантиметров. Не долго думая, мы с ней сцепили руки в замок. Дочь взгромоздилась на импровизированную мини-площадку, пошатываясь от страха и напряжения, осторожно выпрямилась и прильнула к маленькой щелочке в окне, занавешенном шторами. Мешало солнце, и она загородилась от него ладонями.

– Ни фига не вижу, – расстроенно сказала Аленка, меняя ракурс. – Вот только кусочек столика с бокалом, полбутылки «Кашинской», в смысле, видно только половину. Еще треть фотографии в рамочке и треугольник неубранной кровати… Часть одеяла свесилась на пол… Таблеток нигде не вижу. Да и не будет она их хранить на открытом месте… – Дочь забыла, на чем стоит, и принялась переступать с ноги на ногу, заставив наши руки дрожать от напряжения.

– Слезай! – истерично потребовала я, чувствуя, что еще пара секунд – и она свалится самостоятельно. Аленка испуганно присела, обхватив нас руками за шеи, и скользнула на землю. Получилось легко и изящно – прямо как в цирке.

– Ну и зачем эти номера? – Наталья растирала красные кулаки и запястья.