ночью – на земле. Услышишь – летит самолет, курс засекаешь по отметкам в круге, высоту – днем в бинокль, а «марку» – по звукам. Около дома вырыли небольшой котлован: если плохо слышен самолет, спускались туда, приникали ухом к земле, вроде бы лучше слышно.

И тут же все данные по телефону в свое подразделение. А уж оттуда – летчикам ли, зенитчикам – это девчонкам неведомо.

Самолетов летало много, работы хватало. Не раз и не два «мессеры», заметив вышку в степи, пикировали на нее, обстреливали, стремясь лишить ПВО зрения и слуха. Падали тогда на площадку вышки и лежали, замерев от страха.

В последние дни августа, должно быть, для подкрепления и поднятия духа, прислали на пост старшину Михаила Павловича Кузнецова.

Наши войска уже отступали. Проходя мимо поста, солдаты и их звали с собой. Но приказа на отход не было. И они, уложив на подводы все имущество, продолжали нести службу, поддерживали связь со своими.

Наконец, рано утром передали по телефону приказ: уходить по такому-то направлению, по пути соединиться еще с двумя постами.

Тронулись в путь и вскоре пришли к первой точке, там к ним присоединились еще шесть девчонок и один командир. По пути ко второй их нагнала подвода, которую тащил верблюд. На подводе несколько наших офицеров.

– Вы куда, девчата?

– Подальше от немцев!

– Ну и мы с вами…

Приехали на вторую точку – чабанский домик и кошара, а там уже никого не было. Решили позавтракать и двигаться дальше. Вера подошла к подводе взять продукты, оглянулась невзначай, а на бугре неподалеку немцы: танки, машины, мотоциклы.

Крикнула старшине: немцы!

Тот приказал занять оборону. Похватали с подвод винтовки, а гранаты и бутылки с зажигательной смесью впопыхах не нашли. Попрыгали в траншею (их у каждого поста вырывали), начали стрелять, но куда там с винтовками против танков. Окружили, отобрали винтовки, обыскали, забрали комсомольские билеты.

Разделили всех на группы. Одну отвели в кошару, другую стали допрашивать прямо у домика. Немцы – офицер и переводчик – спрашивали, кто такие, откуда и куда едут, где дорога на Юсту, где стоит их часть? Все молчали.

В кошаре, видать, тоже шел безуспешный допрос. Там вдруг раздались выстрелы, крики, снова выстрелы. И все стихло.

Офицер отдал какую-то команду, и их повели немного в сторону, поняли – на расстрел. Ведут их на расстрел. А тут из-за сруба колодца один наш офицер, сумевший за него укрыться, открыл по немцам стрельбу из автомата. Конвоир им что-то крикнул, махнул рукой, дескать, «ложись!». Они присели, группой, кучно. Офицера того немцы убили. А потом один солдат установил спокойно, неторопливо, что называется, у них на глазах, неподалеку от них ручной пулемет – и начал стрелять по ним. Она упала, прижалась к земле – и то ли худенькая, то ли плотнее других в землю вжалась, но две пули ее только сверху задели. Одна прошила тело навылет под левой лопаткой, вторая насквозь прошла через правую руку. Это она, конечно, уже потом разобралась. А сразу-то почувствовала два удара – и потеряла сознание.

Когда пришла в себя (должно быть через несколько часов), поднялась, осмотрелась кругом – все убиты, офицеров еще и в голову добивали. Раны у нее от жары и пыли запеклись, закрылись будто. Но болели сильно, и слабость была.

Подошла к подводе, отыскала какое-то «штатское» платье, переоделась. И легла в окоп, чтобы темноты дождаться. Сколько так пролежало – не помнит, видать, опять без сознания была.

Ночью очнулась, выглянула из окопа – кругом все горит: домик, кошара… Как загорелось, кто поджег – до сих пор не знает.

Пошла по степи, не думая, не выбирая путь, инстинктивно, в сторону, противоположную той, откуда пришли немцы. Шла босиком, часто падала, отдыхала и снова брела. Еды не было, воды не было. Наткнулась однажды на колодец, порвала рубашку на ленты, связала их, опустила в колодец, вытащила намокший конец, пососала… Еще и еще. Пошла дальше. Где-то наткнулась на дырявое ведро, потом попалась кружка. Кружка пригодилась – напилась из какой-то ямы со стоячей, зеленой водой. Нашла как-то колодец, заглянула, в нем дохлая коза. Что делать – спустила свою ленту, опять пососала ее – куда от жажды денешься?

На четвертые сутки в каком-то маленьком поселке набрела на своих. Встретила женщину с ведрами, полными воды, напилась. Потом медсестру нашли, дали ей маленькую чашечку молока, небольшой кусочек хлеба – сказали, больше сразу нельзя.

Ночью все вместе пошли дальше и днем вышли к какому-то селу (это было Сероглазка), попутчики звали ее в госпиталь, а она увидела знакомую вышку, поняла, что там пост ВНОС и пошла к своим. Все рассказала…

К вечеру пришла машина и увезла ее в свою часть, там был то ли медвзвод, то ли медпункт.

Лечилась она долго. Потом вернулась в строй, снова на пост ВНОС – в степи, только уже в ростовской. А как-то собрали их всех в Астрахань, на поезд – и в Польшу, снова на точки ВНОС, наблюдателем»199.

О пленении постов ВНОС, но уже расположенных на юго-восток от Хулхуты, рассказывает и житель Адыка Лиджи-Горя Цоргаев: «когда мы первый раз из степи в в Адык приехали, в августе, нам же переодеться надо было, помыться, и тут по поселку прошел слух, что немцы привезли 5–6 девушек и держат их в школе. Мне любопытно стало, я побежал к школе. Там окно разбито было, я посмотрел – сидят наши девушки, калмычки. Они в степи на посту ВНОС были, немцы их поймали, привезли в Адык, в школе заперли, а сами поехали другие посты снимать. Я посмотрел на них, но боюсь, могут же решить, что я с партизанами связь поддерживаю и меня забрать. Пошел домой, взял лепешку, по дороге налил бутылку воды. Вернулся к школе, посмотрел по сторонам – никого нет, передал им через окно лепешку и воду и ушел, страшно было там долго находиться. Потом немцы вернулись и отвезли их в Яшкуль»200.

Чуть правее, за Сарпинскими озерами, стояла 91‑я сд, укомплектованная жителями Махачкалы. Она отступила сюда из района Цымлянска, понеся в оборонительных боях большие потери. Причем дивизия отходила очень быстро, отрываясь от наседавшего противника, и настолько успешно смогла уйти на восток, что между ней и немцами образовалась большая нейтральная полоса. 21 августа дивизия без боя вернула Садовое, но уже спустя неделю ей пришлось отражать немецкие контратаки. Здесь действовала не 16‑я мд, а силы 29‑й мд 4‑й немецкой