Он сгибал-разгибал пальцы рук и ног и, когда они стали реагировать достаточно хорошо, принялся сгибать-разгибать руки и ноги. Он поворочал головой, каждый раз отдыхая, когда перед глазами начинали мелькать разноцветные пятна и к горлу подкатывала тошнота. Потом сделал гимнастику для глаз: вправо-влево, вверх-вниз, зажмуривался и рисовал глазами круги и квадраты. В глазах прояснилось. Предметы больше не мигали разноцветными пятнами, остались только тени, иногда выхватываемые периферийным зрением. Но тени — это всего лишь тени, они не мешали и тем более не причиняли вреда. Он привык к ним за несколько лет и давно уже не обращал на них внимания. В тело возвращалась бодрость, словно вместе с раствором из капельницы ему вливали жизненную силу.

Хранитель стал гадать, что упустил на этот раз. Список из тридцати семи адресов закончился. Он висел на стене его комнаты в квартире дочери. Раньше он жил в коммуналке на Кирочной, но, когда приступы участились, переехал к дочери на Гражданку. В новый дом в спальном районе, огороженный высоким забором, с собственным сквером и детской площадкой. При входе на территорию сидел охранник, а в парадной — любезная консьержка, каждый раз интересовавшаяся самочувствием Андрея Анатольевича. Ее звали Антониной Петровной, у нее были крашеные светлые волосы и яркая помада. Она выходила из своей каморки, и они болтали о погоде и книгах. В теплое время года он помогал ей высаживать незабудки и фиалки на газоне перед парадной.

— Когда поженитесь? — смеялась Таня.

Андрей Анатольевич улыбался в ответ. У него было гораздо более важное дело.

За эти пятнадцать лет он искал везде: в спальных районах и в центре, в подвалах, полуподвалах и на цокольных этажах, на подземных парковках. Он обыскивал аварийные дома и ветхие домики в парках, был на действующих и заброшенных заводах. Несколько раз приходил в институт, но ему сказали, что в подвале теперь размещается собственная институтская лаборатория. Благодаря старому знакомству с гардеробщицей, которая работала там бессменно двадцать лет, ему удалось войти внутрь. Но там оказалась действительно лаборатория, ничего особенного: оборудование, барабаны и колбы с кровью. Несколько раз он искал в Ленобласти: в Гатчине, Выборге. Но каждый раз поиски приводили его в лучшем случае в офис, в худшем — в подвал со шмыгающими крысами.

Андрей Анатольевич был терпелив и последова телен. Он отметал одну гипотезу за другой, один адрес за другим. Он превратился в фанатичного охотника за сокровищами без карты, без сообщников, без друзей. Никто не верил ему, и постепенно он перестал рассказывать людям, что ищет. Таня поджимала губы, но молчала. Андрей Анатольевич понимал, что она тоже, как все, считает его поиски причудой. Про себя он тоже называл свои занятия чудачеством, чтобы не называть их странными или безумными, что было гораздо ближе к истине.

В последний раз он повернул гипотезу под другим углом и, пройдясь по карте, отметил тридцать семь адресов, где могли быть дети. Разброс оказался большой, ведь достоверно о местоположении ему было известно только два факта: это где-то в центральной части Петербурга, на цокольном этаже. Он старался придерживаться темпа «один день — один адрес», но тридцать семь адресов в итоге растянулись на три месяца. Когда болели внучки, приходилось сидеть дома: Таня была единственной, кто работал и зарабатывал деньги на семью из двух взрослых и двух детей. В этот же период с ним случилась пара приступов, и один раз дело дошло до больницы.

Каждый день он отводил и забирал девочек из сада и школы, кормил и делал часть домашних дел. Поэтому, если не успевал проверить адрес до четырех, приходилось туда возвращаться на следующий день. Адрес на Ординарной улице был тридцать седьмым. Именно он оставался незачеркнутым в списке, прикрепленном канцелярской кнопкой к стене в его комнате.

Когда ясное сознание вернулось, он стал думать, что делать дальше. Дети существуют на самом деле, и их нужно найти, он никогда не сомневался в этом. Но сегодня он остро чувствовал собственную уязвимость и чуть было не расплакался, когда попытался поднять руку и у него не получилось. В тот самый момент в палату вошла медсестра — бодрая, нарумяненная.

— Ну, как наши дела? Голова не кружится? Не тошнит?

Андрей Анатольевич отрицательно помотал головой.

— Настроение хорошее?

Он пожал плечами.

— Давайте жалюзи открою, сегодня солнышко.

Она подошла к окну и двумя быстрыми движениями подняла жалюзи. На пол и кровать Андрея Анатольевича упали солнечные полосы. Он лежал в отдельной платной палате, Таня каждый раз тратилась на нее, несмотря на его уговоры. В зависимости от больницы палаты были разные, здесь оказалась прекрасная, как номер в отеле, — такие он видел в сериалах. Кровать с регулируемой спинкой, плазменный телевизор на стене. Медсестра включила его, сунула пульт в руку Андрея Анатольевича и вышла. Он не смог бы самостоятельно переключить канал или отрегулировать звук, но ни того ни другого не понадобилось. Показывали новости.

— Неожиданный поворот получило дело о найденном без сознания молодом человеке в США, в городе Фредериксбурге. Сутки назад местные жители нашли его на улице и вызвали скорую помощь. Молодой человек был госпитализирован с подозрением на наркотическое отравление, но все оказалось не так просто.

На экране мелькали кадры спокойных видов Фредериксбурга и дома Арчибальда. Сам Арчи давал интервью на фоне корпусов университета из красного кирпича. Потом — больничные коридоры и юноша с кислородной трубкой под носом. Он сидел на такой же, как у Анатолия Александровича, кровати и отвечал на вопросы репортера.

— Когда он очнулся и назвал себя, оказалось, что он из России и понятия не имеет, как оказался в США, более того, помнит только то, что происходило полгода назад и ранее. Полиция Фредериксбурга сделала запрос в Россию и быстро выяснила, что молодого человека зовут Петр Киселев, он житель Санкт-Петербурга и полгода назад пропал без вести — ушел из дома и не вернулся. Родители юноши подтвердили информацию и в скором времени должны вылететь в США. Мы будем следить за развитием этой истории.

Андрей Анатольевич ничего не знал о похищенных детях, о происшествии в Сан-Франциско, о побеге Миры и Нины (он вообще не знал об их существовании), но, увидев этот сюжет, забеспокоился. Смутное чувство нарастало, выбиралось из глубин бессознательного. Дети, дети, дети… Найти их, помочь им. И со всем отчаянием Андрей Анатольевич понял, что он одинок в своих поисках. Один. Эта цифра завертелась у него в мыслях — острая, блестящая. Один, один.

— Нет, не один, — прошептал старик. — Надо найти кого-нибудь из родителей.

Тени и пятна мгновенно разлетелись, как всегда в минуту озарения.

У него есть несколько фамилий. Тех, кого знает наверняка. Он перебирал их в памяти. Кому сообщить, кому? Кто точно поверит и не подведет? В памяти — а она была у него хорошая — он стал перебирать родителей по одному. Он помнил их лица и голоса, помнил, как они подписывали соглашение о передаче материала. Особенно ему запомнилась одна молодая девушка. Сразу было видно: человек со стержнем. Он до сих пор не забыл ее улыбку и энергичные движения.