Но пока погода стояла тихая. Ночь была морозной, ясной и лунной. Мерцающие точки звезд усеяли небо до самой линии горизонта. Магнор, так звали дежурного, налил себе кофе и включил радиопередатчик. Можно было услышать немало забавного по каналу, который суда использовали для связи друг с другом. Но об улове они никогда не говорили. И о координатах тоже. Если траулер находил рыбное место, команда, как правило, предпочитала ни с кем не делиться своей удачей.

Корабль береговой охраны «Столбас» шел на север от острова Медвежий. Но по пути они получили другой приказ, так что им пришлось сделать крюк на восток от Хопена, где три испанских траулера якобы ловили треску сетью со слишком мелкими ячейками. Два русских траулера и один норвежский стояли на якоре к северо-востоку от Шпицбергена, а три норвежские рыболовные шхуны отправились в обход северо-западного угла и бросили якорь в устье пролива Хинлопен. Магнор прибавил звук. Кажется, они собираются идти на юг через пролив. Они там что, с дуба рухнули? При нынешнем прогнозе Гидрометцентра этот путь был чистым самоубийством. Дежурный принялся в нерешительности грызть ногти. Следует ли звонить губернатору? Или не стоит вмешиваться в дела, которые, строго говоря, не входят в обязанности берегового радиооператора?

В старину пролив Хинлопена носил имя Вайгат, гласят карты, настолько древние, что в очертаниях архипелага на них еще с трудом узнается Шпицберген. Лингвисты и историки сломали голову над происхождением этого названия, а также над необычным, постоянно меняющимся его написанием: Weyhegats, Way gat, Waaigat, Vaigat… С голландского название можно перевести как «ворота ветра», что весьма точно описывает южное устье пролива. «Вайгат» также мог происходить от русской фамилии. Именно это название указано на карте Меркатора 1595 года. Но уже вскоре после этого появились морские карты, где этот пролив обозначался как De Straet van Hinloopen, разумеется, ошибочно, к западу от Вейде-фьорда. На этот раз он был назван в честь купца Теймена Якобца Хинлопена, возглавившего в 1617 году Северную компанию.

Но одно можно было сказать наверняка – пролив произвел большое впечатление на первооткрывателей и картографов. С самого начала воды вокруг Северо-Восточной Земли наводили страх на мореходов своими сильными приливными течениями и паковым льдом, который временами мог с убийственной скоростью двигаться через пролив, прямо против ветра. И даже в наши дни, несколько столетий спустя, на карте пролива Хинлопена осталось много белых пятен: коварных отмелей и шхер, которые имеют свойство всякий раз обнаруживаться на новом месте.

Тишину контрольной комнаты на верхушке диспетчерской вышки внезапно разорвал радиовызов. Дежурного резко выбросило из приятного, далекого от реальности сна. Он прочистил горло и схватил микрофон:

– Шпицбергенское радио слушает. Кто вызывает?

– Давай там, не тупи. Наладишь мне канал или как?

– Ээ, ну да. А кто вызывает?

– «Исхавстрол», сколько можно повторять! Чем вы там занимаетесь у себя в Лонгиере? Такие занятые, что простым рыбакам уже и ответить нельзя? А? – голос явно принадлежал женщине, и в нем слышался едва уловимый иностранный акцент. Дежурный сразу понял, кто говорит: эта бешеная баба капитана «Исхавстрола».

– Понял, «Исхавстрол». И на какой же номер желает позвонить мадам?

– Кристиан его зовут. Кристиан… Эллингсен. Без понятия, какой у него номер.

Магнор вздохнул.

– Дайте мне пару минут. – Кристиан Эллингсен далеко не сразу поднял трубку. – С вами хочет говорить «Исхавстрол», – произнес дежурный и тут же переключил звонок.

– Привет! Кристиан, ты? Мы идем на юг. Нынче вечером. Вы будете?

– Да.

– Встреча в Сорг-фьорде.

– Но, но…

– Никаких «но». Тэйк ит ор ли-ив ит.

На этом разговор закончился. Дежурный занес данные в журнал. И долго еще сидел потом, раскачиваясь в кресле и барабаня ручкой по столу. Они что-то затевают. Это что-то произойдет где-то к северу отсюда, и время – самая темная пора полярной ночи – явно выбрано недаром. И, кажется, он знал, о чем речь. Но нужно ли ему позвонить губернатору и намекнуть о своей догадке? А как же тогда обязательство неразглашения? Что если спросят, откуда у него эти сведения?

Пятница 23 февраля 14.30.

Полицейские полагали, что следователь из КРИПОСа по приезде в Лонгиер первым делом захочет осмотреть канатку. Но у Яна Мелума были другие планы.

– Можно ли собрать детей из детского сада? Я бы хотел поговорить с теми, с кем обычно играла Элла Ульсен.

Он взглянул на часы. Вечером пятницы можно было заняться куда более приятными вещами вместо того, чтобы трястись в заледенелой машине на пути из аэропорта в Лонгиер. Его чемодан с утепленной спортивной одеждой, годами без дела пылившейся в шкафу, лежал на заднем сиденье.

– Им это вряд ли понравится, и родителям, и персоналу, – лицо Тома Андреассена посерело от недосыпа. – А что будем делать с поступившими сообщениями?

На выходных дежурил Кнут Фьель, но он забыл телефон в приемной. Весь поток сообщений обрушился на автоответчик. В администрации с такой ситуацией столкнулись впервые.

– Сколько поступило звонков?

– Семнадцать сколько-нибудь значимых. И, кроме них, еще пятьдесят настолько бредовых, что и в расчет принимать не стоит.

– Пусть кто-то, кто хорошо знает местных, прослушает все сообщения, полученные на настоящий момент, и рассортирует их по степени значимости.

– А что со станцией канатки?

– Проследите за тем, чтобы здание заперли, а территорию оцепили. Я не спец в техническом осмотре, а потому вряд ли обнаружу там что-либо новое.

– Но… – Том почесал затылок и скорчил неуверенную гримасу. – Может статься, я что-то просмотрел. Скоро уже сутки, как Элла Ульсен пропала.

– Вы сами сказали, что маленький ребенок никак не мог бы подняться на станцию самостоятельно, без помощи взрослого. И мы знаем, что они уехали оттуда – возможно, в новое укрытие. Куда именно, установить трудно. Насколько я понял, вы уже обыскали все самые очевидные места. Но никто не опросил других детей в садике. А им, быть может, есть, что нам рассказать. Например, что сказала Элла, прежде чем исчезнуть. Знала ли она заранее, что ее заберет отец? Возможно, она даже знала, куда они поедут? Поэтому так важно как можно скорее поговорить с детьми.

Родители с детьми съехались в детский сад со всех концов города. Никто не протестовал. Они могли представить, каково было Туне Ульсен. И хотели сделать все, что в их силах, хотя и не особо верили в то, что дети могли что-то от них скрыть. Прихожие заполнили теплые комбинезоны, куртки и сапоги, так что пришлось задействовать и внутренние помещения. Детей и взрослых направляли в самый большой зал садика. Туда снесли все лавки и стулья из соседних комнат. Под конец народу набилось столько, что припозднившимся родителям пришлось стоять вдоль стен.