– Я впечатлена, Джоанна. – Моя мать становилась очень обходительной по отношению ко мне, как и графиня Кэтрин. – После свадьбы с Монтегю ты очень повзрослела. Я хвалю тебя.

– Да, мадам.

Мы с ней шли бок о бок позади королевы, по обыкновению направляясь к ранней мессе.

– Все это только к лучшему.

– Конечно, мадам.

Она подозрительно прищурилась, как будто не совсем верила в искренность моей безропотной покорности, а затем добавила:

– Я признаю это неохотно, но у меня есть основания восхищаться и Холландом тоже. – Она слегка кивнула в ту сторону, где Томас стоял в группе рыцарей позади короля, ожидавшего прихода королевы. – У него хватило здравого смысла сообразить, что, если он заговорит, это навредит в первую очередь ему самому.

Ну и мне, разумеется. Для моей репутации такой исход не обещал ничего хорошего.

Но о таких вещах мы с ней не говорили.

Тем временем Томас вернул себе свое положение одного из придворных рыцарей, а поддержка и одобрение короля придали ему дополнительную уверенность в себе. Однако он ничего не забыл. И он, в отличие от моей матери, говорить со мной о таких вещах не стеснялся.

– Я отвоюю вас обратно, – коротко бросил он мне, когда мы вышли после мессы, замолив свои грехи еще на один день, и придворные короля и королевы смешались перед церковью.

Мне не запрещалось разговаривать с ним, чтобы не привлекать этим к себе ненужного внимания. И мы с ним стали весьма искусны по части того, чтобы использовать для наших бесед малейшую представившуюся возможность.

– Каким образом вы можете отвоевать меня? – Я дала ему понести свой молитвенник под предлогом того, что мне нужно поправить заедающую застежку на поясе. – Как мы вообще можем развязать этот узел с законами о браке? Он затянулся уже так сильно, что теперь нам его не распутать.

– На поле боя я никогда не отступал. Не отступлю и теперь, потому что правда на моей стороне.

– Но здесь вам не поле боя, – возразила я. – А положение наше скорее похоже на разгром, полное поражение. Которое потерпели мы все.

– Это не разгром. И не поражение. Я знаю, что делать.

Мне хотелось спросить, что бы это могло быть, но тут я заметила, как в нашу сторону торопливо движется моя мать. Томас, возможно, не утратил своей храбрости, но я быстро покорялась своей судьбе, не видя никаких ухищрений, с помощью которых мне можно было бы уклониться от одного брака, чтобы законно остаться в другом. В эти последние мгновения нашей уединенности я обернулась к нему; он внимательно смотрел на меня, глаза наши встретились, и я уже не могла оторвать от него взгляда. На самом деле я этого и не хотела. Эти несколько коротких секунд произвели на меня шокирующий эффект, заполнив страстным желанием все уголки моего сердца, опустевшего с отъездом Томаса. Мне пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы не протянуть к нему руку, не коснуться его или хотя бы слегка не тронуть его за рукав. Это было бы безответственно с моей стороны и пагубно для мифа, в который мы все старались верить. Ох, Томас! Растревоженная такой своей реакцией, я выхватила у него свой молитвенник и отошла в сторону, оставляя свои страхи и желания при себе. До следующего раза…

Ситуация эта напоминала ноющий больной зуб, доставляющий не уходящее ни на минуту раздражение. Постоянное беспокойство, которое, в отличие от зубной боли, нельзя было унять целительной настойкой мака.

* * *

– Я никогда не оставлю надежды на наше с вами будущее, Джоанна. – Стоя рядом благодаря нашей с ним очередной уловке, мы с ним смотрели на процессию элегантных танцоров в новом танцевальном зале королевы, как будто все наше внимание было полностью поглощено этим зрелищем.

– Думаю, что про себя я так не скажу. – Какой смысл быть с ним нечестной? Искоса взглянув на него, я заметила, что он нахмурился. – Разве что вы приготовились похитить меня. – В минуты настоящего отчаяния я становилась дерзко легкомысленной.

Томас же сохранял практический взгляд на вещи.

– А что это дало бы нам?

– Это дало бы нам все, если вы хотите видеть меня своей женой.

Я что, сказала это серьезно? Тайное бегство с возлюбленным было явно не для меня. Я была просто крайне раздражена своей неспособностью найти выход из неумолимо разрастающейся чащи нашей дилеммы.

– Я, конечно, мог бы вас похитить. – Томас все-таки был ужасно прямолинеен. – Но я не могу обречь себя на то, чтобы скрываться по всей Европе, перебиваясь случайными заработками, пока вы будете жить в палаточном лагере возле поля для турниров, жалуясь мне на еду, холод и пятна на вашем лучшем шелковом – причем единственном шелковом – платье.

Он уже хорошо изучил меня и наверняка знал, что мне такое не понравилось бы.

– Звучит не слишком-то лестно для меня.

– И не должно. Я знаю, что нужно, чтобы вы были счастливы. И жизнь в шатре турнирного бойца сюда не входит.

– А вас не мотивируют свои собственные амбиции?

– Конечно, мотивируют. И я это понимаю. Я буду сражаться за короля Эдуарда, за Англию. И если я убегу вместе с вами, это поставит крест на моих планах.

– Выходит, ваши амбиции для вас важнее, чем я.

– На данный момент, Джоанна, этот вопрос как раз является предметом дебатов в моей голове. Раньше я не замечал за вами такой склонности к спорам и дискуссиям.

– А раньше мне и не приходилось оказываться в ситуации, когда у меня имеется сразу два мужа одновременно!

Со скоростью сокола, падающего с небес на ничего не подозревающую певчую птичку, между нами проскочила вспышка злости, которую, к счастью, прервали звуки труб, крумхорнов[13] и барабанов, заигравших веселую мелодию для группы энергичных и старательных танцоров.

– Возвращаясь в Англию, я не ожидал найти свою жену, уютно примостившуюся в постели с семейством Монтегю.

– Не со всем семейством, смею заметить, а только с одним его представителем. А я уже не ожидала, что вы вернетесь вообще! Насколько мне известно, у вас была своя девка в каждом лагере, отсюда и до самой Святой земли!

– А почему бы, собственно, и нет? Если я не могу полагаться на верность моей жены, оставшейся в Англии. Он хорошо ублажал вас в постели? Лучше, чем я?

– Да уж не хуже тех следующих за лагерем проституток, которые помогали вам расслабиться в конце долгого тяжелого дня!

– Я всегда подозревал в вас сильную склонность к ветрености.

– Никогда в жизни я не была ветреной! К тому же вам прекрасно известно, что я не делила супружеское ложе с Уиллом.

Мы быстро прекратили эту горячую перепалку, потому что трубы с барабанами уже умолкли и присутствующие начали оборачиваться в нашу сторону.