Томас сурово взглянул на него, и пальцы его правой руки угрожающе стиснули рукоятку висевшего на поясе меча. Но затем он обернулся ко мне:

– Почему я об этом ничего не знал?

– А как я могла вам сообщить? Я не знала, где вас искать.

Я не стала признаваться, как думала о том, чтобы послать ему письмо с гонцом. И пропустила этот факт, потому что дело было безнадежным.

– Как вы могли такое допустить?

Я ожидала от него этого вопроса, но не собиралась просить его попытаться тривиально понять меня, если он решил взвалить всю вину на мои плечи. Но оправданий мне искать не пришлось.

– У нее не было другого выбора, – вставил Уилл. – Таково было желание моей семьи, Джоанны и самого короля.

– Ха! Ну конечно, могущество клики Солсбери! Как бы я мог этому помешать, даже если бы знал о мошенничестве, которое вершилось за моей спиной! – Томас вновь навис надо мной, так что мне волей-неволей нужно было смотреть на него снизу вверх. Что я и сделала. – А король знает? Про нашу свадьбу? Подозреваю, что нет, потому что он ничего мне не сказал, радушно приняв меня с распростертыми объятиями и обещаниями дружбы. Догадываюсь, что он пребывает в таком же неведении, в каком был и я пару минут тому назад.

Нет, он ничего не знает. Какой была бы цена, если бы на мою голову навлекли королевскую немилость? Да и на его тоже. Но вслух я этого не произнесла. Здесь не было места жалости. Вместо этого я еще раз привела ему голые факты:

– Моя мать, мой дядя Уэйк и графиня Солсбери просто заставили всех наших домочадцев поклясться молчать. Но на самом деле обо всем знал только наш священник, так что выполнить это было несложно. – Поколебавшись, я добавила, стараясь сохранить на лице невозмутимое выражение: – Все они надеялись, что вы просто никогда не вернетесь.

– Ваша мать надеялась, что меня нет в живых?

Я промолчала в ответ, и это было красноречивее слов. Томас отпустил рукоять своего меча и взял паузу, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства, а мы с Уиллом обменялись взглядами, в которых было больше злости, чем отчаяния.

– Но ваш брак с Монтегю недействителен, Джоанна. – Томас наконец выиграл битву с собственным негодованием и обидой. – С точки зрения закона.

– Нет, все не так, – возразил Уилл, продолжая бросать ему вызов за вызовом. – Это как раз ваше обручение совершенно незаконно.

Томас сжал кулаки, и я, испугавшись, что он все-таки может пустить их в ход, снова встала между ними, в беспомощном отчаянии схватив Уилла за рукав.

– Нет, Уилл, оно законно. И ты это сам прекрасно знаешь. Даже наш священник сразу сказал, что это брак per verba de praesenti и что он вполне легален, даже если это кому-то очень не нравится. И ты не можешь делать вид, что это не так. Все мы просто притворяемся, Уилл.

– Значит, я должен быть благодарен, услышав, что вы признаете это, – сказал Томас. – Так что же мы будем теперь делать, госпожа Джоанна? Вы все-таки Холланд или Монтегю? Будем жить втроем, как соколы в клетке? Будем хранить все в тайне? Или же мы с вами во весь голос объявим о нашей свадьбе и бросим вызов всем, у кого могут возникнуть вопросы?

– Только в том случае, если вы включите в свой маленький план, что мы с вами улетим за море, – заметила я. Во мне просыпалась моя язвительность. Я не собиралась этого говорить, но захлестнувшие меня эмоции сводили на нет все мои усилия сохранять спокойствие. А Томас Холланд оставаться спокойным даже не старался.

– А мне видится более светлое будущее, и я не откажусь от своих честолюбивых притязаний. Послушайте меня, Джоанна. Я не отпущу вас. И я от вас не откажусь. Невзирая даже на короля или графа Солсбери. Вы моя на основании того, что мы с вами обменялись клятвами верности в присутствии свидетелей. И этого уже ничто не изменит.

– Я буду это отрицать, – заявил Уилл.

– Ничего вы отрицать не можете. Это объявление открытой войны. – В голове у него мелькнула еще одна мысль, и он нахмурил брови. – Кстати, а ваш брак был консумирован? – спросил Томас.

Уилл густо покраснел, а я промолчала. Это вызвало у Томаса взрыв недоброго хохота.

– Нет, – признался Уилл. – Но она все равно моя.

– Это мы еще посмотрим! Клянусь Всевышним!

Томас широким шагом покинул часовню. Оставшись одни, мы с Уиллом посмотрели друг на друга.

– Он воспринял это не очень хорошо, – заметил Уилл.

– Верно. А ты ожидал чего-то другого? Ты бросил ему перчатку, и Томас принял твой вызов.

– Мне жаль, что ты дала ему слово, Джоанна. Мне жаль, что ты попала в такое тяжелое положение. Зачем, скажи на милость, ты вообще это делала? Ведь для меня очевидно, что ты не испытываешь к этому человеку каких-то глубоких чувств. Если бы это было иначе, ты не дала бы согласия на брак со мной в самый последний момент. Или же ты просто легкомысленна сверх всякой меры.

Это обвинение ранило меня. Сожалела ли я сама, что сделала это? Здесь, в тишине этой маленькой часовни, я не могла бы дать ответ на этот вопрос. Когда же я никак не отреагировала на его нападки относительно моих мотивов и моего характера, Уилл ушел вслед за Томасом, оставив меня наедине с Девой Марией. Я испытывала ужасное разочарование, и от этого чувства было не уйти. В отчаянии я преклонила колени перед статуей, вероятно надеясь найти утешение в этом. Внезапно сквозь маленькое оконце внутрь пробился луч света и, коснувшись чепца на моей голове, осветил плавающие в неподвижном теплом воздухе пылинки. Я вдруг чихнула.

Вот оно. Я вновь мысленно вернулась в тот день, когда давала Томасу свое обещание. Пережив это снова, я перестала печалиться. Я зажглась восторгом, прекрасным чувством бунтарского протеста и сомнениями, которые переполняли меня в тот день. Это был чудесный момент, яркий и красочный, а присутствующие здесь звуки и запахи пробудили во мне весь набор испытанных ощущений. Я села на пятки, крепко сцепила пальцы рук у себя на коленях и позволила этим воспоминаниям захлестнуть меня с головой.

Весна, 1340. Гент

Томас Холланд ждал меня за углом контрфорса внешней стены, где имелась дверь, ведущая в сарай, в котором держали ловчих птиц для королевской охоты.

– Мы здесь одни? – спросила я его.

Похоже, что да, как и требовалось для осуществления наших намерений. Его паж и сквайр были не в счет, а королевского сокольничего отослали отсюда, пообещав в награду эля и горсть мелких монет.

Томас кивнул и предложил мне руку.

– Время у нас есть, – сказал он.

У его ног лежали его пожитки – связка разного оружия, завернутого в испачканную, всю в пятнах дерюгу, набор боевых мечей и видавший виды дорожный сундук, побывавший с ним в многочисленных походах. Я отметила это для себя, подумав еще, что где-то должен дожидаться и его конь. Все это подсказывало дальнейший ход сегодняшних событий, но я не могла позволить, чтобы мысль о скором расставании испортила то, что мы собирались сделать. То, что сейчас мы с ним будем делать вместе.