- Летом здесь была выставка бабочек, - болтала она, указывая на какой-то дом. – Мы не пошли, но здесь стояла… такая огромная штука… знаешь, кованный каркас в виде бабочки, а крылья из цветов были… Красиво, мне понравилось, я потом жалела, что не успели.

- А орхидеи любишь?

- Их все любят. Даже росомахи и те, кто в этом ни за что не признается.

- Тогда езжай смотреть своих бабочек на Майнау. Вкупе с орхидеями – прикольно.

- Прямо сейчас? – хохотнула она.

- В принципе. Хотяяя… было бы желание.

- Ближайшие два-три дня я занята. Прикинь, у меня бывают планы.

- Да я всего лишь предложил. Тут вода, там вода. Какая разница.

- А я скорее констатирую факт… Становись-ка туда, я тебя щелкну, - она махнула рукой куда-то прямо, откуда ясно вырисовывался вид на здание

Морвокзала. – Потом буду друзьям показывать: я с самим Лукиным гуляла.

- Я бы на их месте не поверил.

- Потому мне и нужны доказательства. Становись, говорю!

- И что? Гулял я в Одессе, а ты мимо шла, - рассмеялся Егор.

- Ты знаешь, что Шаповалов тебя графом за глаза называет?

- Знаю. У него с фантазией всегда было не очень.

- Зато у меня очень. Граф позволит простой плебейке с ним сфоткаться?

Лукин внимательно посмотрел на Руслану.

- Я не граф, - сказал он и протянул ей руку, - но с тобой сфотографируюсь.

Росомаха шагнула к нему, сдернула с головы резинку, которой был закреплен пучок на затылке, и ее золотисто-зеленые пряди рассыпались по плечам. Включила фронтальную камеру, устроилась возле Лукина и фыркнула:

- Это нечестно, когда мужик на фотке красивее бабы.

Егор притянул ее за плечи ближе к себе и негромко проговорил в самое ухо, чувствуя, как ее волосы щекочут губы:

- А ты любуйся самолично.

Этот момент она и запечатлела. Главред «À propos», весьма двусмысленно уткнувшийся ей в висок.

- Улыбайся давай, - рассмеялась она, ощутив побежавшие по телу мурашки.

Беспрекословно улыбнувшись во все тридцать два, от чего от глаз разбежались веселые морщинки к самым щекам, покрытым рыжей порослью, Лукин подождал, пока она сделает очередную фотографию, и спросил:

- Что дальше по плану?

- Завтрак. Нормальный завтрак. Выбирай. Мы сегодня туристы и идем в

«Компот», или очень деловые люди и идем в какой-нибудь ресторан? Мы в эпицентре ходовых мест.

- Считается, что выбирать должна девушка.

- Я Росомаха, а не девушка.

- Не делай из меня извращенца.

- А ты не извращенец? Это мне так… для портрета. Ты же помнишь: шофер, садовник, собственный журнал.

- Садовника у меня нет, но завтракаю я исключительно с людьми.

- Тогда пошли, «Девятый перрон» работает до восьми утра, мы еще успеваем. А то дел впереди валом!

- Деловая! – хмыкнул Лукин и повернул в нужном им направлении.

Шли недолго, перебрасываясь ничего не значащими репликами.

- Спрашивать, что ты будешь есть, бесполезно? – спросил Егор, как только в его руках оказалось меню.

- Обычно я сюда не есть прихожу, - засмеялась Руслана, откинувшись на диванчик и вытягивая под столом ноги. Усталость определенно сказывалась. Еще сильнее сказывалось все нарастающее смущение – даже она со своим непреодолимым идиотизмом в отношении мужчин чувствовала неладное в Егоровых намеках и шутках. Возможно, это, конечно, от недосыпа, но все же…

Его явление накануне вечером, нелепый разговор, не менее странная дорога, рыжая щетина с утра пораньше и прогулка у моря казались ей чем-то из области то ли сновидений, то ли просто бреда. А в жизни Русланы

Росохай бреда хватало и без Лукина. Того самого Егора Лукина, чей блок с обзором прессы она слушала каждое утро, отправляясь на учебу в университет, тогда как голова была забита совсем не конспектами, а первой любовью. Потом Лукин ушел с радио, а еще через пару лет ее первая любовь… словом, оказалось, что любовь – дерьмо.

Зато теперь она собралась завтракать с Лукиным в своем любимом джаз-клубе в подвальчике одного из старых домов неподалеку от Приморской улицы.

Она удивлялась потертой куртке и дыркам на его джинсах, недоумевала по поводу непонятного выражения глаз, изумлялась его словам и поступкам в последние часы и еще больше офигевала с того, что все это вместе взятое и он сам отлично вписывались в «Девятый перрон», где буквально в нескольких шагах от них на открытой кухне что-то готовил повар, на кирпичных голых стенах были развешаны виниловые пластинки с оригинальными конвертами, а на подоконнике за ее спиной намывал морду жирный рыжий кот – местный житель и любимец персонала и посетителей.

Руслана повернулась к коту и почесала его за ухом. Потом снова взглянула на Лукина и сообщила:

- Сырники со сметаной, манную кашу и какао с молоком.

Пробегавший мимо официант был задержан. Сначала тот записал заказ

Русланы, потом, не моргнув глазом, добавил к этому стейк с кровью, картофельный салат и литр томатного сока.

- Про дела расскажешь? – спросил Лукин, когда официант скрылся в районе кухни.

- Расскажу. Начнем с похода в какой-нибудь торговый центр. Пока у тебя из багажа только чашка.

- То есть едем мы надолго.

- Как попрет. У меня планы на два-три дня. Но вдруг все же занесет на

Боденское озеро орхидеи смотреть?

- С бабочками.

- С бабочками, - послушно согласилась Руська, разглядывая сцену, на которой тихонько перебирал струны сонный после ночи в джаз-клубе гитарист. Она обожала просыпающиеся города еще со времен собственной дипломной документальной короткометражки «Из ночи в день», когда они с одногруппником Колькой Гуржием объездили полстраны с видеокамерой – он снимал вечера, а она – утра. Он – из любви к искусству, она – чтобы отвлечься. Утренние города стали ее слабостью. Было в них очарование первозданности, и почему-то ей казалось, что они как люди – в момент пробуждения настоящие. Потом, наполняясь звуками транспорта и толпами на улицах, они меняются, как меняется человеческое лицо в течение дня.

А сейчас… сейчас, в эту минуту, ей было интереснее, чем в Африке.

Им принесли завтрак, и, неспешно ковыряя кашу, Руслана из-под прикрытых век стала наблюдать, как Егор поглощает свой салат и стейк.

«Большой мужчина должен много есть», - так мать говорила про одного из своих бывших. Глупо вспомнилось, и совсем не к месту.

- Открой секрет, - выдала она, безотчетно улыбаясь собственным мыслям, - в твоем «С востока на запад» команда большая была?