– А сроки? – возразил сидевший спиной. Соломатина про себя назвала его начальником, скорее за твердый тон, но не за грубость или высокомерие по отношению к другим участникам обсуждения.

– Сроки… – эхом откликнулись остальные.

Повисло молчание, кто-то допил кофе, кто-то игрался с перечницей…

– Ладно, думайте, а я – к строителям. Даже если изменения не внесем, строить-то надо.

– Тебя подвезти? – спросил кто-то.

Начальник махнул рукой:

– Я уже вызвал Юрку!

Соломатина видела, как начальник встал, повернулся вполоборота, надел пиджак, попрощался со всеми и направился к выходу. Он неторопливо, как-то боком обходил столы, неловко держал кожаную папку, и только когда он подошел к стеклянным дверям ресторана, Инна увидела в руках у него трость. Обычную трость, на которую опираются люди, имеющие проблемы с ногами. Соломатина смотрела, как мужчина что-то говорит провожающему его официанту, и тихо вскрикнула:

– Федотов! Федотов!

Мужчина остановился и обвел глазами почти пустой ресторан. Соломатину было трудно заметить ее в углу, но он прищурился и пристально посмотрел в ее сторону.

– Федотов, подожди! – Соломатина вскочила из-за стола и подбежала к мужчине. – Ты узнаешь меня?

Мужчина молчал. Соломатина готова была провалиться сквозь землю – как же он ее может узнать?! Столько лет прошло. Но она его узнала. Она узнала бы его и через сто лет.

– Инна. Соломатина. Больница.

– Да, – рассмеялась она, – больница. А я забыла, что ты из Озерска. Вернее, помнила, но думала, что ты уже уехал отсюда!

– Ты как здесь оказалась?

Федотов улыбался. От мальчишеской резкости ничего не осталась. На смену ей пришла грубость мужского лица, обветренность кожи, светлые морщинки у глаз. А еще у него были натруженные большие руки. Свою трость он держал просто и естественно. Было заметно, что она давно стала частью его тела. Соломатина узнавала того самого мальчишку, но узнавала больше памятью, чем глазами. Перед ней стоял Федотов, тот самый, но другой. Не парень, упрямый, с норовом и характером. Перед ней стоял мужчина, прошедший очень сложную дорогу. Это Соломатина почувствовала сразу.

– Я? Как оказалась! – Инна взмахнула рукой. – Да какая разница! Вот оказалась. Понимаешь, тут проходит одно мероприятие… И я тоже участвую… Можно сказать, что участвую.

– Здорово. А ты остановилась в этой гостинице?

– Да, – радостно подтвердила Инна.

– Как долго ты будешь здесь?

– Дня три! – Соломатина говорила совершенную правду, только не всю. Впрочем, сейчас она совершенно забыла про Антона. Федотов – вот что ее занимало. Это была ее давняя история и в ее представлении незаконченная. Она хорошо помнила то ощущение потери еще не приобретенного. Она помнила письмо Федотова – оно было о любви, которая была им недоступна. И потом она представляла их встречу. «Мы обязательно поцелуемся!» – думала она тогда, а сейчас фыркнула – вот перед ней стоял Федотов, запросто можно было его поцеловать, а она стояла смущенная.

– Знаешь, я тут не одна. Мой… мой..

– Твой муж, – рассмеялся Федотов.

– Друг, – уклончиво ответила Инна, – мой друг принимает участие в поэтических чтениях. Я приехала с ним.

– Отлично, – улыбнулся Федотов и деловито произнес: – Давай телефонами обменяемся. Я сейчас буду занят, а к вечеру наберу тебя, и можно будет встретиться.

Федотов не уточнил, в каком составе. На это Инна сразу обратила внимание. Вслух же она сказала:

– Это было бы замечательно, записывай телефон.

Потом Федотов диктовал свой, потом попытался рассказать, где лучше всего поужинать и что стоит посмотреть в городе. Но Инна его почти не слушала. Она пыталась в новых чертах отыскать прежнего Федотова. «Глаза прежние. Нет, взгляд другой. И брови так больше не поднимает. А раньше чуть что – сразу этот взгляд удивленно-высокомерный. И при этом немного смущающийся».

– Ты слышишь меня? – окликнул ее Федотов.

– А? Что? – очнулась Соломатина.

– Тебя твой друг отпустит поужинать? Я могу ему пообещать, что верну тебя не поздно и в полной сохранности.

– Я разберусь с этим вопросом, – улыбнулась Инна. – Ты, главное, позвони.

Федотов развел руками – мол, как можно иначе, и вышел из ресторана. Соломатина поднялась в номер. Там она, не раздеваясь, плюхнулась на кровать и закрыла глаза. В голове было шумно, словно она выпила шампанского. «Это же Федотов! – сказала она себе. – Это же Федотов!»

Удивительно, как люди умеют обожествлять прошлое. Как они, ловко подтасовывая даже не факты, а чувства, убеждают себя в значительности и важности давно забытых событий. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что чаще всего это случается тогда, когда настоящее терпит бедствие. И спасаясь, человек цепляется за последнюю соломинку – воспоминания. Федотов появился не просто так – в этом Соломатина была уверена. «Это знак! В моей жизни должны наступить перемены!» – думала она, и в голову ей не приходило, что на месте Федотова мог быть любой другой человек. Что это обычное совпадение и что, скорее всего, сам Федотов ту их школьную историю вообще не вспоминает. И он тогда не был по-мальчишески влюблен, а просто обратил внимание на занозистую девчонку.

С той поры так много воды утекло, и так они изменились, и такими смешными они должны были казаться друг другу, что нелепо было бы строить планы и вообще серьезно относиться к их встрече. Но Соломатина находилась в полном расстройстве, ее жизнь, по ее же собственному разумению, «пришла в негодность», сил на возрождение не было, и поэтому старая история со старым героем вдруг предстала тем самым лекарством, которое вылечит ее. Сейчас ей казалось, что все эти годы она помнила Федотова, что тогда только роковые случайности развели их и что Федотов, скорее всего, чувствует то же самое.

Инна Соломатина зря ругала свою жизнь, обстоятельства, а главное, себя. С той самой поры, когда она сражалась за будущее Олега Федотова, она изменилась мало. И с той поры она не потеряла свои главные качества – честность и умение быть преданной – дружба с Аней Кулько тому пример. Она, скорее всего, понимая характер подруги, оставалась с ней рядом, полагая, что нужна ей. Соломатина умела работать – точно так же, как когда-то она собственноручно мыла и убирала палату Федотова, теперь она выполняла свои обязанности на работе. То, что ее уволили, не в счет. По меткому замечанию Антона, увольнение в современных условиях может быть признаком чего угодно, только не халатности или разгильдяйства. Соломатина, поразмыслив, согласилась с ним. Ведь ее увольнение было результатом кадровой ошибки руководства. Нельзя было Соломатиной поручать это дело, и руководство должно было это понимать.

С того времени, когда Инна Соломатина пришла волонтером в больницу и, затянутая в свой белый халатик, предстала перед Федотовым, в жизни изменилось очень многое. Но Инна осталась прежней. Разве что прибавилось опыта, который дополнил присущие ей качества – преданность, честность, работоспособность. Все это не позволяло ей расстаться с Антоном Пьяных. Не позволяло, поскольку она чувствовала себя ответственной за него. И… И любила.