Для Керенского соглашение с Корниловым было чревато оттеснением на второй план. К тому же у него накопилось «очень много личного против Корнилова и Савинкова». Так, во время Государственного совещания ему казалось, что они «подкапывают под него», и он с Некрасовым «ждал в Москве вооруженного восстания с Корниловым во главе»[162]. Событиями управляла «муть недоразумений», «туман авантюристически-дилетантских замыслов», «злосчастная путаница», которые столь часто сопутствуют переломным моментам истории.

Страхи в верхах провоцировал хаос в низах. В то время, как политики «мобилизовывали массы на борьбу с контрреволюцией», а красногвардейцы готовили ей «вооруженный отпор», ситуация на улицах Москвы была близка к погромной. На этом фоне большевистская пресса твердила, что Государственное совещание, сдача Риги, провокаторские слухи о заговоре с их стороны, наконец, поход Корнилова на Петроград — звенья одной цепи. Вдохновителем контрреволюции объявлялась партия кадетов, постоянно провоцирующая правительственные кризисы.

Керенский мог победить Корнилова, только договорившись с представителями Советов и левыми элементами. После того как кадеты вышли из правительства, премьер вместе с министрами-социалистами попытался сформировать «Директорию» (Керенский, Некрасов, Терещенко, Кишкин, Савинков, Церетели или Скобелев). Это не удалось. Не удалось договориться ни с делегацией казаков, требующих недопущения гражданской войны, ни с генералом Алексеевым, отказавшимся заменить Корнилова на посту верховного главнокомандующего, ни с Милюковым, предложившим посредничество в переговорах с «мятежным» генералом. В первой половине дня 28 августа Некрасов объявил журналистам, что Временное правительство находится с Корниловым в положении воюющих сторон. После того, как в 12.30 пришло сообщение, что передовые силы Корнилова находятся вблизи Луги, он же заявил, что «кровопролитие неизбежно».

Но Корнилов не был готов к настоящему перевороту. По иронии судьбы генерал, выступление которого ассоциировалось с заговором «буржуазии», находился под правоэсеровским влиянием в лице Б.В. Савинкова, В.С. Завойко и М.М. Филоненко. Составленная ими программа была перечнем мероприятий по наведению порядка, к которым рано или поздно прибегают все революционеры. Победа Корнилова в любом случае задач полномасштабной военной диктатуры освоить не могла. А между тем любые резкие попытки подпереть властную систему со стороны (именно к этому наивно стремился Корнилов) оборачивались падением ее авторитета.

Корниловское выступление вызвало активизацию большевиков. Утром 27 августа большевистская фракция Исполкома Петроградского Совета созвала экстренное совещание членов солдатской секции и военного отдела, а также представителей столичных районных Советов и фабзавкомов. Присутствовали также представители Военной организации ЦК РСДРП(б) и эсеровской военной организации. Однако предложение большевиков передать организацию обороны Петрограда в руки Военной организации ЦК РСДРП(б) было отклонено. Возобладала идея своего рода «народного фронта» против «контрреволюции». Со своей стороны Петербургский комитет большевиков принял решение о вооружении рабочих. Как результат, районные Советы столицы принялись смещать «соглашательских» комиссаров городской милиции, заменяя их своими выдвиженцами. Разумеется, главное внимание уделялось агитации среди солдат. Шла агитация под знаком отстаивания завоеваний революции: выборности командного состава, отмены смертной казни, освобождения арестованных товарищей. Большевики, связав кадетов с Корниловым без всякого упоминания о «социал-предателях» в лице эсеров, убили сразу двух зайцев: дискредитировали правых и создали видимость существования «народного фронта», в котором им принадлежит ведущая роль. Так создалась легенда о большевиках — «борцах за демократию».

В Петрограде стали создаваться отряды Красной гвардии, по некоторым данным, их численность составила 40–45 тыс. человек. В столицу двинулись балтийские матросы. Сам Керенский приказал заменить юнкеров, охранявших Зимний дворец, матросами с «Авроры», не к месту заявив, что отдает себя под охрану «товарищей большевиков». Под Петроградом развернулось строительство оборонительных сооружений, железнодорожники разбирали пути. Считается, что чрезвычайные органы борьбы с контрреволюцией были созданы примерно в 120 городах. В конечном счете «контрреволюционные» части (в действительности почти не информированные о целях движения в Петроград) были распропагандированы и отказались подчиняться приказам командиров. Специальную агитацию провела делегация мусульман, сумевшая распропагандировать воинов Туземной дивизии. Оставалось только арестовать руководителей «мятежа».

В верхах мало кто сомневался, что Керенский сам был участником заговора против Совета, а затем попросту «подставил» Корнилова, испугавшись, что его политическая карьера закончится. Представители специально созданной Чрезвычайной комиссии для расследования дела о бывшем верховном главнокомандующем и его соучастниках скоро убедились в том же. Существует версия, что члены комиссии не только отказались расценивать произошедшее как мятеж, но и предприняли усилия для спасения «мятежников».

В связи с выступлением Корнилова особо накалилась ситуация на Дону. В Новочеркасске заговорили о том, что Керенский арестован Корниловым и сформировано правительство во главе с Милюковым. В начале сентября поползли слухи, что утвердилось «чисто еврейское» правительство во главе с Керенским, усилились не только антиеврейские, но и антиармянские настроения. Затрубили тревогу и в связи с перебоями в выплате пособий семьям военнослужащих и «солдаткам». «Всякая задержка… может вызвать нежелательные эксцессы среди многочисленной, неустойчивой, доведенной нуждой и семейными лишениями до полной психической неуравновешенности массы жен мобилизованных», — говорилось на заседании Новочеркасской городской думы 18 сентября 1917 г.

Ближе к фронту росли антикорниловские настроения. Председателю Чрезвычайной следственной комиссии стоило большого труда заполучить к себе «сообщников» Корнилова из командования Юго-западного фронта солдатские комитеты собирались судить их военно-революционным судом на месте. Налицо было настроение масштабного самосуда. В отдельных частях солдаты пытались воспользоваться ситуацией, чтобы объявить непосредственных начальников «корниловцами» и «заговорщиками».

Поражение Корнилова привело к резкому падению доверия к России со стороны союзников и обострению недовольства союзниками в пролетарской среде. 18 сентября в Баку была принята резолюция, требовавшая удаления из пределов России «агентов союзного капитала, вредящих русской революции». Армейские комитеты также требовали «выслать из России агентов иностранного империализма, поддерживающих контрреволюционный заговор».

Корнилов дал дорогу Ленину, что уловили почти все. Министр иностранных дел М.И. Терещенко 26 сентября информировал послов, что «умеренные лидеры социалистов в значительной степени потеряли контроль над массой, увлеченной крайними настроениями и с трудом ее сдерживают». Упоминал министр и о росте влияния большевиков, которые «постепенно овладевают Советами рабочих и солдатских депутатов». Массы все больше погружались в пучину иррациональной ненависти. Сообщали, что в районе Петрограда, напуганного Корниловым, крепнет настроение «резать буржуазию и интеллигенцию». Некоторые солдаты при этом заявляли, что хорошо бы навели порядок в России иностранцы, пусть даже немцы. Надежды на свою власть сменились отчаянием.