Шрифт:
Интервал:
Закладка:
347
…но уже несколько известный по прежним, довольно успешным действиям своим в Средней Азии… — Имеется в виду деятельность М. Г. Черняева в должности начальника особого западно-сибирского отряда в 1864–1865 гг., а также его пребывание на посту губернатора Туркестанской области (1865–1866).
348
На службу он был принят и зачислен, но вовсе неглавнокомандующим сербской армией ~ в России, долго державшийся. — Главнокомандующим всей сербской армией был князь Милан, а Черняев командовал Тимоко-Моравской армией сербов, разбитой турками под Дюнишем 17 октября 1876 г (см.: П-ов Н. Воспоминания добровольца // Рус. вестн. 1877. № 5. С. 238)
349
Всех добровольцев ~ очень не много тысяч… — По данным, приводившимся газетой «Московские ведомости», русских добровольцев в, Сербии было 3 300 человек. По свидетельству же английского полковника Мак-Ивера, вступившего в сербскую армию добровольцем и командовавшего в ней сводным кавалерийским отрядом, к моменту его отъезда из Белграда «во всей Сербии было не более 3 000 русских» (Русский сборник: Бесплатное приложение для подписчиков на журнал «Гражданин». СПб., 1877. Т. 1, ч. 2. С. 90).
350
…провожала их в Сербию ~ стрюцкими он считает и добровольцев. — Достоевский имеет в виду цитируемое им несколько ниже следующее суждение Левина о добровольцах: «…в восьмидесяти миллионном народе всегда найдутся не сотни, как теперь, а десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы — в шайку Пугачева, в Хиву, в Сербию…» («Анна Каренина», ч. 8, гл. XV). Эти суждения Левина близки к характеристикам русских добровольцев-дворян в очерках Г. И. Успенского «Из Белграда», печатавшихся в «Отечественных записках» в конце 1876— начале 1877 г. По наблюдениям Успенского, в этой категории добровольцев встречались люди не только «бесшабашные» и отпетые, но и явные «скоты» и нравственные «уродцы» (см.: Отеч. зап. 1.877. № 1. С. 109, 117–120). Возможно, полемизируя с Толстым, Достоевский возражал одновременно и Глебу Успенскому.
351
…объявлялись факты поражающие, характерные, которые записались, запомнились и не забудутся, и оспорены быть уже не могут. — В числе таких «фактов», «записанных» и особенно запомнившихся Достоевскому, было «величайшее самоотвержение» первого русского добровольца Киреева.
Достоевский, конечно, обратил внимание и на многие другие проявления сознательного отношения народа к борьбе славян Балканского полуострова за свою независимость. Так, например, в печати сообщалось, что на молебствии в Казанском соборе «по случаю решительной победы черногорцев над турками» один старик-крестьянин, припав к плечу генерала Черняева «и заплакав», сказал: «Ты, батюшка, второй Минин» (Нов. время. 1877. 21 июня (3 июля). № 470. Отд. «Среди газет и журналов»).
352
…что же до добровольцев, то как не случиться в их числе, рядом с высочайшим самоотвержением в пользу ближнего (NB Киреев), и просто удальству, прыти, гульбе и проч. и проч. — Достоевский отчасти признает справедливость свидетельств русской печати о бесшабашной «гульбе», которой предавалась определенная часть русских добровольцев в Сербии. Образчики ее были запечатлены в упоминавшихся выше письмах-очерках Г. И. Успенского «Из Белграда». В этих очерках фигурировали, например, «лица», которые, подойдя в «обеденному столу штабных офицеров Черняева, требовали: „Давайте шампанского, а не то разденусь и закричу!“» (Отеч. зап. 1876. № 12. Отд. «Современное обозрение». С. 173), Комментируя подобные дикие требования и «закипевшую» вслед за ними «свалку», Успенский резюмировал: «…в этой драке, кроме ненависти к штабу, к штабным непорядкам, было много мести за что-то другое, совершенно постороннее и штабу, и славянской идее, и сербской войне, тут была месть против всего, что отняло у человека право пить шампанское, к которому человек этот привык, тут была месть за то, что какая-то сволочь не слушается барина, привыкшего думать, что слова „я деньги плачу“ — всемогущи. В какой мере подобного рода привычки, воспитанные в глубине крепостного права и темного царства, пригодны для сербского дела, судить не нам…» (там же. С. 174).
353
…«что частные люди не могут принимать участия в войне без разрешения правительства»… — Цитата из «Анны Карениной» (ч. 8, гл. XV). Курсив Достоевского.
354
…утверждают, что народ не понимал ничего ~ что все было искусственно возбуждено журналистами для приобретения подписчиков и нарочно подделано Рагозовыми и проч. и проч. — Достоевский возмущается рядом скептических суждений Левина и «старого князя» (отца Кити и Долли) в XV и XVI главах восьмой части «Анны Карениной:». Так, заявление брата Сергея Ивановича (гл. XV) «В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом „нечестивых агарян» Народ услыхал о страданиях своих братии и заговорил» — Левин парирует «уклончиво»: «Может быть… но я не вижу…» В этой же главе старый князь восклицает с недоумением: «Да кто же объявил войну туркам? Иван Иваныч Рагозов и графиня Лидия Ивановна с мадам Шталь?». В следующей главе подвергаются насмешкам «редакторы»: «Так-то и единомыслие газет. Мне это растолковали: как только война, то им вдвое дохода. Как же им не считать, что судьбы народа и славян… и всё это?».
355
…намек насчет шаек Пугачева действительно тоже наклевывался… — Подразумеваются некоторые газетные сообщения, в свете которых часть добровольцев представала людьми, снискавшими дурную славу нарушителей общественного спокойствия задолго до отправки их в Сербию. В связи с этим А. Н. Пыпин писал в статье «Еще несколько слов по южнославянскому вопросу»: «…в некоторых случаях общество знало вперед, какого сорта людей посылает оно (между прочим) в Сербию; еще летом прошлого года мы с недоумением прочли в газетах письмо из Одессы, где корреспондент простодушно радовался, что в отряде добровольцев, отправившихся в Сербию, Одесса сбыла более сотни людей, отсутствие которых должно было споспешествовать ее собственному спокойствию! Говорят, что в иных крупных городах заведомо делалось то же самое» (Вестн. Европы. 1877. № 3. С. 373).
356
…из этого действительно составили целую загадку в известных кружках: «Как, дескать, народ только