и ваш приятель-англичанин согласится сопровождать вас; хотя, судя по той быстроте, с которой он уехал отсюда при наступлении первых морозов, он, очевидно, находит климат Сен-Луи слишком холодным. Но, если это его не испугает, я буду очень рада видеть его.

Вы можете приехать на «Султане». Этот пароход, как я прочла в газетах, должен уйти из Нового Орлеана 25 числа. Если можете, постарайтесь попасть на него — это наш любимый пароход, и мне хотелось бы совершить обратную поездку на нем.

Искренно вам преданная

Эмилия Дардонвилль.

P. S. Помните, Луи, что вам предоставляется полная свобода выбора. Вместе с тем, хотя я была бы рада видеть вас мужем моей дочери, однако не хочу принуждать Олимпию. Ей известно завещание ее отца, и я уверена, что она не откажется исполнить его волю. Ее сердце никем не занято, а так как она знает вас с детства, я не сомневаюсь, что она благосклонно отнесется к вашим ухаживаниям. Впрочем, дорогой Луи, в этом деле вы должны следовать исключительно велениям вашего сердца. Я знаю ваше благородство и полагаюсь на него.

Э. Д.».

Пока я читал, Луи немного успокоился.

— Когда вы в последний раз получили известие от мадам Дардонвилль?

— Около месяца тому назад. Я получил от нее только одно письмо после того, в котором она сообщала мне о смерти мужа.

— А ваша сестра ничего не получила из Сен-Луи?

— Нет, если не считать той записки, которую вы сами ей передали.

— Здесь говорится о каком-то другом письме, к которому была приложена копия завещания.

— В первый раз об этом слышу. Я вообще даже не знал, составил ли Дардонвилль завещание или нет. А постскриптум мадам Дардонвилль мне совершенно не понятен. Она говорит о каких-то условиях, о том, что Олимпия исполняет желание отца. Что это означает? Какие условия? Объясните мне, если можете, умоляю вас!

— Да, я могу вам объяснить все.

Глава XI

ЧЕК

Де Отрош стоял передо мной и умоляюще глядел на меня, с трудом сдерживая нетерпение. Я чувствовал, что в моей власти сделать его бесконечно счастливым, дать ему безграничную радость. Тайна его была мне давно известна: я знал, что он всем сердцем любит Олимпию, со всей страстностью своей пылкой натуры. Это чувство возникло во время его последнего пребывания в Сен-Луи. Правда, Олимпия была тогда еще слишком молода, чтобы ответить ему тем же, но я по некоторым признакам заметил, что она питает к нему нежную привязанность. Я не сомневался в том, что эта привязанность превратится в любовь, как только молодая девушка снова встретится с Луи. Все говорило в пользу де Отроша. Все старания родителей Олимпии были направлены к тому, чтобы она полюбила своего друга детства. Луи был самым красивым из всех ее поклонников, и его нравственные качества соответствовали его наружности. Вдобавок Олимпии постоянно твердили об этом. Все складывалось так, что она не могла не полюбить его.

Хранить тайну дальше не имело никакого смысла. Ведь я обещал мадам Дардонвилль молчать, покуда Луи не получит ее письма, из которого он должен был узнать все. Между тем для меня было теперь ясно, что письмо пропало. Мне не оставалось ничего другого, как передать моему другу его содержание. Мне доставляла большое удовольствие мысль, что я могу так сильно обрадовать Луи, и я поспешил рассказать ему все, что я знал, причем кратко изложил условия завещания покойного Дардонвилля, имевшие непосредственное отношение к вопросу.

На лице моего собеседника отразилась безмерная радость. Он заставлял меня по нескольку раз повторять одно и то же, причем сам же перебивал меня горячими изъявлениями благодарности.

Я не мог точно передать содержание письма мадам Дардонвилль, так как не читал его. Но я рассказал Луи про самое существенное, и мы не особенно интересовались отдельными деталями. Впрочем, по второму письму можно было догадаться о том, что заключалось в первом.

— Его пропажа не имеет особого значения, — сказал я. — Правда, неприятно думать, что какой-нибудь почтовый чиновник прочтет о ваших семейных делах. Но и это не беда. Ведь в конце концов утеряно не самое завещание, а только копия его.

— Завещание меня не так интересует — мне важно знать, как относится к нему Олимпия.

— Думаю, что она вполне одобряет его.

— Благодарю вас за эти слова, мой друг! Да, в вашем лице судьба послала мне истинного друга. Какое счастье, что я случайно оказался похожим на Депара!

Я вполне был с ним согласен: ведь лишь благодаря этому сходству мне удалось познакомиться с Аделью.

— Но не забудьте, однако, Луи, что вам необходимо как-нибудь ответить на письмо мадам Дардонвилль. Она приглашает вас приехать в Сен-Луи, чтобы сопровождать ее и ее дочь обратно в Новый Орлеан. Если я не ошибаюсь, «Султан» уходит сегодня вечером. Вы должны заблаговременно взять каюту.

— А вы поедете со мной? Ведь вас тоже зовут.

— А мадемуазель де Отрош?

— Разумеется, Адель тоже поедет с нами. Она давно уже не путешествовала. Со времени смерти нашего отца она только один раз была в Сен-Луи. Я уверен, что она будет очень рада прокатиться. Так вы, зна*чит, согласны?

— С удовольствием буду вашим спутником. Но надо предупредить вашу сестру, чтобы дать ей время уложить вещи. Не пойти ли нам сейчас к ней?

— Идем! А по дороге справимся на почтамте, не отыскалось ли пропавшее письмо. Может быть, оно случайно там завалялось.

— Попробуем, хотя это теперь не имеет никакого значения.

Я не особенно наделся на успех. Какой-то внутренний голос твердил мне, что письмо не лежит на почте, что оно оттуда исчезло и попало в чужие руки…

Но кому оно могло понадобиться? Может быть, его украли в надежде найти в нем деньги? При тогдашних порядках подобная пересылка практиковалась нередко.

Я