Воду брали из колодца в дальнем конце грязного двора. Девушки носили ведра по очереди, весь день. В свой черед Хана старалась как можно дольше растягивать хозяйственные работы. Даже пятиминутная передышка была в радость.

Если же идти за водой не ее очередь, то Хана находила повод получше подмыться, прежде чем принять очередного солдата. Если ее торопили, она, следуя совету Рико, заводила разговор о профилактике венерических заболеваний, а если не отставали, то лгала, что у предыдущего посетителя красная сыпь по всему телу, а то и гнойники. Обычно такое помогало, но иным солдатам было все равно. Эти были хуже всех. Хана быстро поняла, что с ними лучше молчать и подчиняться. Чем скорее они насытятся, тем раньше уйдут.

Вечерами Хана особенно тосковала по дому. Лежа на циновке и натянув до подбородка ветхое одеяло, она томилась по теплу тела сестренки, размеренному похрапыванию отца и беспокойным ворочаниям матери, которая и во сне искала морские ушки. Хана вспоминала своих подруг, хэнё. Ей до боли в сердце не хватало всех, кто остался дома.

Эти воспоминания угнетали и одновременно придавали сил. Они заполняли тишину тюрьмы и в то же время царапали, как острый нож. Боль напоминала о жертве. Не попади в бордель она, сюда угодила бы сестра. Хана вытерпит, чтобы однажды отыскать дорогу домой. Чтобы снова увидеть родные лица.

* * *

В свой первый хозяйственный день Хана встала пораньше, чтобы выстирать во дворе одежду. У двери ее остановил охранник:

– Вернись наверх. Скоро придет врач.

Хана спорить не стала. Вернулась к себе и стала ждать. Доктор ее еще ни разу не осматривал. Сначала явилась китаянка. Принесла кувшин с водой, наполнила таз и жестом велела подмыться.

Старуха ушла, а Хана задумалась, почему они с мужем заведуют борделем. Заставили? Они тоже в неволе? Ее мысли прервал негромкий стук в дверь.

Вошел военный, и Хана вскочила. Военный успокаивающе поднял руку:

– Я врач. Просто осмотрю тебя.

Он показал черный саквояж. Жестом велел сесть. Хана подчинилась, все еще готовая отпрянуть, забиться в угол.

– Открой рот. – Он осмотрел горло, зубы, десны и язык. – Хорошо, все в порядке. Теперь ложись.

Хана застыла. Она никогда не бывала у врача, да и человек этот вовсе не походил на доктора, ее пугала его военная форма. Она медленно легла на циновку. Он задрал платье, и Хана резко села.

– Что вы делаете?

– Мне нужно тебя осмотреть. – Если он и был оскорблен или возмущен, то виду не подал. – Ложись, согни колени и подними платье. Я должен осмотреть влагалище, не заставляй меня терять время.

– Нет, я не хочу, – Хана отодвинулась.

– Никуда ты не денешься. Я обязан раз в две недели осматривать всех. Мне надо проверить тебя на венерические болезни, инфекции, беременность, травмы. Это для твоего же блага. Ради твоего здоровья и ради здоровья солдат.

Хана пристально смотрела на него. Ради здоровья солдат. Вот зачем он здесь.

– Живо ложись, согни колени и подними платье. Хана сдалась. После этого осмотр пошел куда быстрее. Доктор вставил во влагалище что-то холодное, поелозил внутри нее пальцами, а потом побрызгал оранжевой жидкостью. Затем сделал укол в руку, объяснив, что это сыворотка, которая обезопасит ее от венерических болезней.

* * *

Прошло четыре недели, и однажды вечером во двор въехал джип с офицерами. Все были пьяны, двое на ногах не стояли, остальные кое-как, спотыкаясь, завели их в бордель. Вся компания направилась прямиком наверх, офицеры растолкали солдат и протиснулись вперед.

– Всем в казарму! – заорал капитан, перекрывая недовольный гул. – Мы принимаем командование этой заставой!

Стоявшие впереди зло запротестовали, мол, они уже несколько часов ждут. Солдат, что в тот момент находился с Ханой, соскочил с нее и выглянул за дверь. Один из старших лейтенантов уже обнажил меч, и в коридоре стало тихо, но никто не ушел. Солдат отступил от двери, оставив ее приоткрытой, и начал одеваться. Хана сдвинулась так, чтобы видеть, что происходит за порогом.

– Прочь с дороги! – Лейтенант наставил клинок на рядового, стоявшего у двери первым.

Солдат в потертой форме отступил на шаг, поклонился, но уходить не спешил.

– Какие-то затруднения, рядовой? – осведомился капитан, становясь рядом со старшим лейтенантом. Вдвоем они производили эффектное впечатление. Оба выше среднего, а медали сверкают как драгоценности.

Солдат будто в размерах уменьшился.

– Нам утром на передовую, господин капитан, – тихо проговорил он.

– Вот как?

– Так точно, – раздалось сразу несколько голосов.

– Что ж, рад слышать. Старший лейтенант, вы рады?

– Еще как. Рядовой, очень ценные оперативные сведения. – Лейтенант ухмыльнулся.

Капитан подступил к солдату вплотную. Остальные попятились.

– А кто, по-твоему, поведет тебя в бой, солдат? Есть какие-нибудь соображения? Кто же эти командиры, хотелось бы знать? Кто возглавит атаку и умрет первым, если бой не задастся?

Солдаты двинулись к лестнице, не дожидаясь конца этой тирады, но несчастный и еще несколько человек стояли навытяжку.

– Так точно, господин капитан, приношу извинения. – Солдат отдал честь.

– Извинения? Вы слышите, старший лейтенант? Он извиняется. – Капитан захохотал дрожащему солдату прямо в лицо и подступил еще ближе: – Я твою голову на штык насажу, если захочу. В назидание остальным, чтобы не были такими невежами и не перечили офицерам. Кланяйся!

Солдат склонился в низком поклоне, открыв беззащитную шею. Старший лейтенант прижал к шее клинок и надавил. Заструилась тоненькая, с волосок, ниточка крови.

– Как прикажете поступить? – спросил лейтенант, глядя на командира.

Солдат затрясся. Бритвенно-острая кромка врезалась глубже. Кровь каплями стекала с шеи, марая воротник.

– Ладно уж, – сказал капитан, – у меня нынче хорошее настроение. Не хочу портить вечер. Пусть убираются.

– Вы слышали капитана! Убирайтесь! – прорычал лейтенант. – Все! Пока я не посадил вас за неподчинение!

По ступеням загрохотали башмаки. Последний солдат быстро выскользнул из комнаты, вместо него зашел лейтенант. Хана увидела, как капитан шагнул к соседней двери – Кейко.

Не глядя на офицера, Хана молча ждала, когда он приблизится. Она старалась не замечать ни меча в правой руке, ни шаткой походки. У многих девушек есть шрамы – следы, оставленные пьяными. Стены тонкие, и Хана уже слышала, как такое происходит. Офицер опустился перед ней на колени и приказал встать. Дрожа, Хана подчинилась. Он смотрел на треугольник волос между ее ног. Подался вперед, будто изучал, кончик меча пробежался по лобку.

– Это надо убрать. Стой смирно, а то порежу.