рот, я пытаюсь издать какой-нибудь звук, выдавить хоть полслова, но ничего не получается.

Лимо бесшумно устремляется ко мне. Он летит, не касаясь пола. Белые огни слепят глаза. В желудке возникает холодное чувство пустоты и бесконечного голода. Да, мне ужасно, ужасно хочется есть. Даже подташнивает.

Я опускаю взгляд и вижу, что Лимо держит руки у меня на талии. Впрочем, то, что растет у него из плеч, сложно назвать руками. Это черные мерцающие сгустки. Щупальца тьмы. С их помощью он выкачивает из меня силы. Скоро останется лишь сухая безжизненная оболочка. Муха, высосанная пауком.

Издалека, будто из самых недр космоса, доносится шум — тихий-тихий, похожий на свист. В следующий миг щупальца Лимо отцепляются от меня, и я чувствую невероятное облегчение. В мир сразу возвращаются звуки, а в тело — жизнь. Я по-прежнему чувствую себя слабой и голодной, но вполне могу устоять на ногах.

Кстати, про ноги. Что за гадость касается моей щиколотки?

Я смотрю вниз и кривлюсь от омерзения. На полу извиваются отрубленные студенистые сгустки. Самого Лимо не видно, «опоссум» как раз выскакивает за дверь, а «цветная капуста» сражается с каким-то парнем, замотанным в шарф по самые глаза. Незнакомец вооружен тесаком и явно умеет с ним обращаться. Не сомневаюсь, что он одолеет громилу.

— Малыш.

Я опять смотрю вниз. Ко мне, распихивая щупальца, подползает сатир. При виде него у меня комок встает в горле. Из разбитого носа льется кровь, из губы тоже. Каждое движение дается сатиру с трудом. Я опускаюсь на колени и вцепляюсь в его руку — вроде несильно, но он все равно морщится от боли.

— Как нам вернуться домой? — спрашиваю я, клацая зубами. — Диктуй заклинание!

— Погоди, — хрипит сатир.

По комнате пролетает дикий звериный рев, и «цветная капуста» валится лицом в пол. Тотчас распахивается дверь, и в номер, пятясь и пригибаясь, входит Пискля. Он держит руки над головой, в правой зажата колба, внутри которой бултыхается кровь. За ним мелькает Барб с арбалетом.

Незнакомец направляет тесак на «опоссума», и тот замирает, наткнувшись спиной на кончик лезвия.

— Малыш, забери колбу, — шепчет сатир.

Я встаю, делаю шаг к Пискле, но парень с тесаком опережает меня. Свободной рукой он выхватывает сосуд и предупреждает:

— Стой, где стоишь, Грипп.

Откуда он знает мое имя? Я приглядываюсь к парню, но его лицо почти полностью скрывает бордовый шарф. Видны только круглые глаза да торчащие во все стороны волосы. Примет недостаточно, и память никак не может определиться: встречала я его раньше или нет? А если встречала, то где? Последнее время вокруг слишком много людей.

— Отдай кровь девчонке, — рычит Барб, направляя арбалет на парня.

— А не то что? — Над шарфом насмешливо взлетают брови.

— А не то сыграем в Вильгельма Телля. Только вместо яблока будет твоя башка.

— Вот уж сомневаюсь, что ты убьешь… — Парень делает театральную паузу. — …Трефового короля.

Я с изумлением смотрю на него, потом на сатира, а следом на барменшу. У Барб не вздрагивает ни один мускул на лице, и она продолжает целиться в парня. В комнате повисает напряженная тишина.

— Может, я пойду? — пищит «опоссум».

— Если к праотцам, то легко. — Трефовый король чуть сильнее вдавливает тесак в спину Пискли, и тот переходит на ультразвук.

Барменша, глянув на сатира, опускает арбалет.

— Прости, Митенька, — выдыхает она. — Сделала, что смогла. Будь моя воля, всех бы этих королей перебила. Но…

— Я знаю, Барб, — отвечает сатир.

— Приберу, пожалуй, этого крысенка. — Она презрительным взглядом окидывает Писклю и не менее презрительным — трефового короля. — Вам же он без надобности, ваше величество? — Барменша делает кривой реверанс.

— Забирай, — кивает парень.

Барб хватает Писклю за грудки и выволакивает из комнаты. Из коридора какое-то время доносится тоненькое повизгивание, но вскоре стихает.

Король, наспех вытерев тесак об одеяло, вставляет его в ножны и прячет колбу в поясную сумку. Я замечаю, что у него вообще много разных вещиц: миниатюрная пила, крюк, нож, фляга, несколько тканевых мешочков. Все это крепится к широкому ремню. Через плечо перекинут моток веревки.

— Откуда ты взялся? — Сатир садится, приваливается к ножке кровати и шипит от боли.

— С неба свалился. — Парень указывает на окно под потолком. — Сижу, значит, на крыше, никого не трогаю, починяю примус. Тут вижу: Слизняк к девчонке присосался. Дай, думаю, помогу.

— Похвально, хоть и полное вранье. А куда делся старина Лимо?

— Туда же, откуда появился я. Удивительно, но ему не нужны руки, чтобы летать.

— Откуда ты меня знаешь? — встреваю я.

В голове еще десяток вопросов. Почему Лимо напал на меня? Зачем сатиру кровь ведьмы? Что здесь вообще происходит? Но я решаю начать с выяснения личности нашего спасителя.

— Пару дней назад я помог тебе попасть домой, Грипп Петрова. — Он изображает, что жмет на кнопку пульта. — И сейчас помогу снова, но по-другому.

Память подкидывает нужную картинку: я стою у ворот, ключи выворачиваются из пальцев, а он подбирает их.

— Ты парень-птица! — выпаливаю я.

— Ну, можно и так сказать. Меня зовут Гриф.

В мозгу наконец-то складывается пазл. Так вот почему у меня получилось выполнить второе задание. К тому моменту я уже представилась трефовому королю. Надо же! Неужели случайности и правда не случайны?

— Ну все, давайте выбираться отсюда, — говорит Гриф. — Нам нужно кое-что обсудить, поэтому я перенесу вас обоих в штаб-квартиру треф.

Сатир не возражает, и я тоже помалкиваю. Раз король пришел нам на помощь, наверное, ему можно доверять.

Гриф глубоко вздыхает, прикрывает глаза и бормочет заклинание. Откинув грязное одеяло, я сажусь на кровать и жду, но желтый туман не появляется. Может, перенос произойдет иначе, чем в первый раз? Я пытаюсь поймать взгляд сатира, но он отворачивается. Обиделся, что ли? Интересно, на что? Это мне вообще-то стоит обижаться, ведь из-за него меня чуть не сожрала белоглазая тварь.

Но, взглянув на засохшую кровь и воспаленные ссадины на лице сатира, я решаю не дуться и шепотом замечаю:

— Тебе бы раны обработать.

Сатир не удостаивает меня ответом.

— Ничего не понимаю, — хмурится Гриф. — Проход не открывается.

— Ладно, давай тоже попробуем, — ворчит «Митенька», кидая на меня недовольный взгляд. — Повторяй за мной.

Я слово в слово воспроизвожу то, что слышу. Хотя все мои мысли топчутся вокруг внезапной обиды сатира. Нет, правда, чего он взъелся?

Опять начинается дождь. Крупные капли падают в лужу посреди комнаты, рисуют на ней круги. Больше ничего не происходит. И в комнате, и внутри меня нарастает напряжение. Сатир говорил, что мы «войдем и выйдем», но первое оказалось сделать легче, чем второе. Не