— А как же праматерь, вы взывали к ней?

— Её сила больше не властвует над Вайо.

— Не называй её имени! — Ренки хрипло закричала на всю Высокую пещеру, приказывая следом:

— Вон! Пошла вон!

Но было уже поздно. Висящие за её спиной четверо дряхлых костяных кукол проснулись и защелкали своими челюстями, затрясли спутанными колтунами слипшихся грязных волос. Их тканевые одежки, порванные в нескольких местах, свисали вниз безразмерными балахонами. Мутные белки без зрачков провернулись в глазницах, а рты раскрылись широко. Оттуда зазвучало:

— Вайола? Где Вайола?

— Ш-т-ш-ш-то она здесь делает?

— Где? Я не вижу?!

Где она? Она не сдохла?!

Большего рыжая ведьма-новичок не выдержала, захлюпала носом и убежала, куда глаза глядят.

— Нет! — Рявкнула в ответ Ренки и недовольно обернулась к куклам, не обращая никакого внимания на позорное бегство подчиненной.

«С ней я разберусь позже, — подумала она мстительно, состряпав кислую мину куклам-вещуньям, одаренным эссенцией разума праматери. — Мало я гвоздей истратила, прибивая этих гадин к стене».

И ведь правда, мало. Куклам было словно всё нипочем. Снявшись со стены, вся четверка сейчас ходила по комнате и вращала головами из стороны в сторону.

— Вайола? Как? Где? Жива? — первая из них остановилась и уставилась на Ренки.

— Да, жива... — нехотя ответила ведьма. Её зубы скрипнули от неиссякаемой злобы. — У вампиров.

— А-а-а, — одним протяжным гулким голос выдали все четверо. Головы их склонились набок, словно упали на плечо. Рты раскрылись. — В стылом омуте завелся новый червь? Ка-а-ак интересно.

— В пророчестве об этом ничего нет, — поддержала разговор Мора. Её память услужливо подсказала о явлении мечницы на поле брани, единственной выжившей, которая повернет исход сражения, а заодно помешает её планам по приобретению могущества. И если Ренки правильно трактует предсказание, то именно жена графа Орсхейма станет той самой пешкой, от которой лучше избавиться.

Однако вслух Ренки произнесла иное:

— У нас еще нет доказательств, что Вайолет и есть.

— Не-е-е-ет, — прозвучало из под земли, под ногами ведьмы, — ты врё-ё-ёшь, ты мне всё-ё-ё врёо-о-ош-ш-шь. Она придет за нами. А тебя уже не будет.

— И где же я буду по-вашему? — злость исказила и без того безобразное лицо главной ведьмы, и банша проступила сквозь иссушенную черной магией кожу. — Где же я могу еще быть, кроме как здесь, с вами, а?

— Ты будешь на дне реки, — предрекла одна из кукол.

Ей вторила другая:

— Ты утонеш-ш-шь.

— Тебя утопят, — добавила третья.

— В этот раз не спасешься! — завершила последняя из кукол.

Этих слов было достаточно, чтобы разозлить ведьму до жгучего, всепоглощающего, гневного состояния иступленной, неистовой ярости. Пальцы Ренки Мора скрючились над эжейским талмудом, взглядом она выискала то самое заклинание подчинения воли живых существ, и от себя, от сущности болотной добавила чары медленного гниения, с невероятной легкостью переходящие от человека к человеку, и не только их. Ту самую, моровую болезнь, названную в её честь.

Призрачные губы банши зашевелились, голос зашелестел, заклинание сплелось само собой.

Вещуньи праматери застыли, не препятствуя происходящему. Казалось, все четверо торжествующе усмехались над ведьмой. Но ей было не до них. Коричнево-зеленая, плотная вязкая осязаемая сущность формировалась под её пальцами, сворачиваясь в этакую растущую в воздухе кляксу.

— Время пошло... — раздалось за её спиной. Сказав это единым голосом, куклы-вещуньи послушно залезли на стену и в один миг затихли. Нешзрагатма вновь уснула. А Ренки продолжила взращивать свою ненависть к людям, некогда скинувшим её с обрыва прямо в бурлящие воды Охаймы.

Воспоминания захлестнули ведьму, и она выплюнула застоявшуюся воду из легких прямо на пергамент. Строчки поплыли у неё перед глазами. Но она продолжила произносить на память заученные руны, иступлено двигая пальцами в воздухе.

Под конец всего заклинания глаза её закатились, и голос протяжно взвыл, пальцы сжались в кулаки, а моровая клякса, напитавшись магией напоследок, словно сорвалась с цепи и отправилась пировать, первым делом разлетаясь по пещерам ковена болотных.

То тут то там, зазвучали крики, всхлипы, стоны.

На губах банши заиграла злорадная усмешка. Сознание её постепенно вернулось в комнату из колдовского транса и Мора недовольно сплюнула остатки влаги, собравшейся во рту. Да цикнула от досады из-за испорченных страниц эжейского талмуда.

Однако секунды спустя она довольно прибавила, оправдывая свою неудачу:

— Ха! Зато никто теперь больше не сможет повторить за мной подчиняющий ритуал...

Ноги беглецов скользили по легкой изморози. Люди, крагеты, животные, все бежали в ужасе от настигающей их напасти. Густой туман цвета земли, пахнущий гнилью, настигал их, не позволяя передохнуть ни на мгновение. Побросав свои хозяйства, дома, жители ближайших к ковену поселений первые почуяли неладное, едва из пещерного провала хлынула голодная сущность. Магическая субстанция клубилась и надвигалась на живых со скоростью прожорливого моровня — монстра запредельных уровней кровавой магии. Но эта, как и он, со временем становилась лишь сильнее, а не наоборот угасала.

Тревогу затрубили едва послышались крики первых застигнутых несчастных. Привыкшие к опасности монстры, представители нежити и те из смельчаков людской расы, которые решили испытать судьбу, поселиться близ опасного соседа, в этот раз геройствовать не стали.

Кто знает, чем еще «обрадует» ковен после долгого затишья. Спустя недолгие секунды по болотам, кочкам, корням деревьев, мостам, прокинутым через особо-опасные участки, удирали все без разбору. И хищники, и нежить, и люди сейчас были едины во мнении: убраться подальше. А едва кого постигла неудача оступиться и забрести в трясину, вопреки исхоженным тропам, то находился сердобольный беглец, который бросал ему палку, тряпку, подавал руку, вытаскивал к себе на исхоженную тропу.

Но, увы, число настигнутых моровым туманом, как тут же окрестили его очевидцы, не становилось меньше. Более того, за спинами бегущих то и дело слышался зловещий хлюпающий топот множества ног, будто кто-то настигал их, свободно двигаясь в ядовитом мареве.

Первая надежда, оторваться, забрезжила впереди, едва болотистая местность сменилась более плотным грунтом и густой лесной чащей, однако быстро погасла. Ведь впереди зазвучал грохот и под ногами дрогнуло. Землетрясение случилось совсем близко. Сезонами быстрая и шумная река Охайма в это время года лениво бежала по камням и местами даже оголяла свое дно, где опытные путники-смельчаки, не боясь порогов и бурных вод, совершали переход из земель Дитрии в Кааргду. Однако сейчас, в один миг, всё изменилось.