Место выбирала она, и Макаров трижды возрадовался, что не пригласил ее ужинать в ресторан. Кофе с пирожными уже обошлись ему в копеечку, еле хватило наличных, а на карточке было почти пусто. Ирина выбрала самую дорогую кофейню в городе.

— Я не допускаю, Дмитрий. И даже допускать не желаю.

Ирина плотно сжала губы и молчала минут пять, рассматривая его с нескрываемой неприязнью. Ему сначала провалиться хотелось. А потом зло взяло.

— Она любит своего Илью и любить будет всегда, — обронил он. — И ради него готова на все. Даже на то, чтобы убить соперницу. Он ведь теперь свободен.

— Не мелите вздор, Дмитрий. Он свободен, а она-то нет! Она-то станет сидеть, и не год и не два! А Илюша за это время может раз сто жениться.

Ирина протянула через стол к нему руки, такие нежные, такие изящные, с таким безукоризненным маникюром, что Макаров даже испугался, что она коснется его. А она не испугалась. Коснулась его ладоней, грустно глянула.

— Вы, как и вся следственная группа, пытаетесь идти по ложному пути. Кто-то очень умный и коварный это предвидел. Видимо, он неплохо знал Киру, раз был уверен, что она станет всячески защищать Илью, выгораживать его. Может, это он?

— Мотив?

— Избавиться от обузы в образе двух сошедших от него с ума женщин. Он ведь о-очень не любит никаких осложнений, наш Илюша. — Ее красивый рот нервно дернулся. — Его все приводит в бешенство и раздражение. Все, что идет не по плану. Вы бы узнали, где он был тем вечером, Дмитрий.

— Пытался.

— И?

— У него нет алиби на то время, когда убивали его невесту.

— Оп-па. — Ирина одернула руки, будто Макаров обжег ей кожу, хотя он поглаживал ее ладошки достаточно нежно. — И? Что вы медлите? Его надо, как это у вас говорится, пускать в разработку! Так, кажется?

— Ирина, Ирина, погодите… — Он осторожно взял в руки хрупкую кофейную чашечку, отхлебнул. — Вы забываете, что не я веду это дело.

— Да помню я, помню. Но это же ваши коллеги! Нажмите на них, есть же какие-то рычаги, в самом деле.

— Я пытался, — нехотя признался Макаров.

Рычагов у него никаких не было. Гена Смотров махал в его сторону руками и даже слушать ничего не хотел. Считал, что доказательств вины Киры Степановой у него предостаточно.

— Но меня просто не стали слушать. У них уже сложилась четкая картина происшествия. Илью они считают непричастным. И считают, что, раз погибшая уже успела на него все перевести, у него смысла ее убивать просто не было. Зачем?

— И Кира у них по-прежнему единственная подозреваемая, — сникла сразу Ира, и возраст мгновенно прорезался в глубоких складках на ее лбу и возле рта. — Господи, что же делать? Это же не она! Не она, понимаете?!

— Следствие считает иначе. Но они хотя бы переквалифицировали статью, по которой Кира проходит обвиняемой. Они теперь считают, что Катерина готовила на нее нападение, поэтому ждала ее в темноте, не включая свет. Но Кира оказала сопротивление. Они боролись в темноте и…

— Вы в эту чушь не верите! — угадала Ирина.

— Не верю. Но не я веду дело, Ирина.

— Надо искать убийцу, вы это понимаете? Надо, Дмитрий! И никто, слышите, никто, кроме вас, не спасет ее! Я все сделаю для вас, все! Только найдите убийцу. — Красивые пальцы молитвенно сплелись, замерев возле рта. — Любые деньги, любые условия!

— Даже так? — удивился Макаров и вдруг как ляпнет: — А замуж за меня пойдете, если я найду убийцу?

— Замуж? — Ее будто под дых вдарили. Она согнулась, нависнув над столом, взгляд заметался. И вдруг, забыв о манерах, тоже как ляпнет: — Сдурел, Макаров?

— Почему сдурел-то?

Он рассмеялся. Этот ее растерянный вопрос как будто породнил их. Вот только что они сидели напротив друг друга за столом, как на разных берегах. Она терзалась переживаниями, наезжала на него, хмурилась. Он сопротивлялся как мог. Чтобы и не обидеть, и не оттолкнуть, но чтобы и не обнадеживать особо. Дистанция, разделительная полоса, баррикада — вот что между ними было с первых минут их встречи.

И вдруг — бац, что-то такое стронулось, сдвинулось, разрушилось, и они в одной лодке. И он весь такой из себя сильный и надежный. И она вся такая растерянная и слабая.

— Я тот еще подарочек, Макаров, — фыркнула Ирина и неожиданно сделалась веселой. И морщинки на лице разгладились, и молодость будто вернулась. — Со мной с ума сойдешь.

— А я готов, — пожал он плечами и тоже развеселился. И поверил, что у него все получится. — Так что, готова подписать соглашение, Ир? Я нахожу убийцу, ты выходишь за меня замуж, а?

— О господи! — Она закатила глаза, забарабанила нервно пальчиками по столу. Потом вернула ему взгляд, испуганный такой, потерянный. — Я боюсь, Макаров. Жутко боюсь.

— За Киру? — не сразу понял он.

— Замуж выходить боюсь! — фыркнула Ирина и прикусила губу.

— В смысле за меня?

— В смысле вообще. Я же никогда не была там — в замужестве! Даже не знаю, что это такое. По другим вижу, что не очень-то это хорошее дело. И характер у меня — ужас просто.

— А-аа, понял.

Он поднялся со своего места, на котором ощущал себя как на другом берегу. Пересел на другой стул, к ней ближе. Развернул Иру к себе. Положил ладони на ее колени.

— Ирина, что хочу сказать. Я ведь тоже не ангел. Моя бывшая жена утверждала, что моральный урод, вот так. Но… — он вытянул шею, дотянулся до ее щеки — гладкой, нежной. Осторожно поцеловал. — Но что-то подсказывает мне. Может, моя ментовская интуиция, не знаю. Может, мое мужское естество мне шепчет, что ты… Ты моя женщина, понимаешь?

— Макаров, ты сумасшедший.

И вместо того, чтобы оттолкнуть его, встать и уйти, как шептала ей ее женская интуиция, не подводившая прежде ни разу, Ирина обвила его шею руками, уперлась лбом в его лоб и повторила:

— Макаров, ты сумасшедший.

— Переживу, — шепнул он.

— Со мной намаешься!

— Переживу, — повторил он. — Так ты согласна?

— О господи!

Ирина толкнула его в плечи. Отпрянула. Сделалась серьезной, без улыбки. Снова превратилась в надменную бизнес-леди. Выпрыгнула из общей лодки и размашистым кролем метнулась к своему берегу. И произнесла оттуда чужим холодным голосом:

— Давайте не станем отвлекаться на всякую чепуху, Дмитрий. Давайте делать дело.

— Скоро Новый год, — произнес кто-то за ее спиной, — а снега нет и нет. И тепло, как весной. Что за чертовщина?

Голос был тихим, едва различимым, непонятно было даже, кому он принадлежит, мужчине или женщине. Клавдия обернулась, недоуменно осмотрела кресты и памятники. Никого поблизости в этот ранний час не было. Она одна на кладбищенской дорожке. Кто же говорил? Может, дух умершего, схороненного по соседству с ее лапушкой Катенькой, говорит с ней?