Элеанор моргнула от удивления, когда Лукас отнял у нее рюмку.

– Мне кажется, ты уже достаточно кашляла сегодня, или я не прав?

Лукас улыбнулся, и она сделала все, чтобы ее сердце не забилось как сумасшедшее. Но Лукас в самом деле был самым красивым мужчиной, которого Элеанор когда-либо встречала. Впрочем, что это значит? Это значит… Что ей его недоставало. Не хватало его поддразниваний. Его поцелуев… Нет, она будет вести себя вежливо и профессионально. Она не уступила влечению две недели назад, тем более в этом нет смысла сейчас, поскольку через два дня она уедет.

– Ты взял мою рюмку.

– Ты не хотела пить.

– Откуда ты знаешь?

– Ты сморщила нос, глядя на водку. – У Элеанор поднялись брови, и уголки его губ дрогнули. – Ты так поступаешь, если предстоит сделать что-нибудь неприятное.

– Да?

– Да. Слушай. – Лукас был сам не свой, и Элеанор не могла вспомнить, когда она видела его таким. – Хочешь пива или, может, вина?

Она покачала головой:

– Ничего не надо. Я… мы ждали тебя завтра.

– Я решил поздравить всех сегодня вечером, потому что завтра многих уже не будет.

– Да, конечно. – Разумеется, появление Лукаса в баре не имеет к ней никакого отношения. Почему она вообще допустила такую мысль? – Ну, и как там Лондон, Германия и Швеция? – как можно оживленнее спросила Элеанор.

– Швейцария.

– Да, конечно. Швейцария.

– Скукотища.

– Вот как?

– А как обстояли дела здесь?

– Отлично. – Элеанор понимала, что переигрывает, однако продолжала весело улыбаться.

– Я еще не видел отель, но, судя по твоим отчетам, ты потрудилась на славу.

– Я же говорила, что справлюсь.

– Да, говорила.

Ее улыбка стала более искренней, и в Лукасе взыграли собственнические замашки. Он не должен был уходить в ту ночь из ее квартиры. Почему он так поступил? С того дня прошла вечность, и он не мог вспомнить, что им тогда двигало. Но уж точно, дело было не в том, что его желание угасло – Элеанор по-прежнему была самой красивой женщиной, какую он когда-либо встречал. Есть только один способ выяснить, что за химия возникает между ними. И побег – не решение проблемы.

Элеанор перевела взгляд на зал. Интересно, чувствует ли она, что его снедает голод? Лукасу хотелось схватить ее за руку и утащить куда-нибудь в укромное место.

– Ты решила, когда вернешься в Нью-Йорк? – спросил он.

– В воскресенье ночью. Изабелл собирается прилететь завтра на прием, посвященный открытию отеля. Я поброжу с ней немного по городу, после чего мы уедем.

– Есть новости о твоем повышении?

«Какая пытка!» – думала Элеанор. Она не ожидала увидеть Лукаса сегодня и не могла совладать с нервами. От напряжения начала болеть голова. Разве это возможно – ощущать присутствие только одного человека в набитом людьми зале?.. О чем он только что спросил? Ах да, о ее повышении.

– Изабелл сказала, что поговорит со мной завтра вечером. Сугубо конфиденциально.

– Уверен, отель произведет на нее впечатление.

– Именно на это я и рассчитываю. – Но именно на это она рассчитывала и в «Гласьер». Элеанор нервничала еще и потому, что опасалась, что Изабелл завтра не появится. – Что ж… – Она преувеличенно громко вздохнула. – Думаю, мой вечер закончился.

– Ты поела?

– Нет, но…

– Поужинай со мной.

– Почему?

– Потому что я голоден, как и ты. И потому что я не люблю есть в одиночестве.

– Ты мог бы предложить это кому-нибудь из команды. Любой был бы рад составить тебе компанию.

Лукас ответил не сразу, и сердце Элеанор забилось, как молот.

– Мне не нужны любые. Я хочу поужинать с тобой.

Он бросил на нее такой взгляд, что она не смогла ему отказать.

Поскольку было уже довольно поздно, Лукас повел Элеанор в первоклассный, хотя и незаметный клуб, который предлагал винтажное шампанское гостям, понимающим в нем толк. Лукас понимал. Он поднял бокал.

– За успех!

Элеанор чокнулась с ним.

– Не могу поверить, что все закончилось. Пару раз я боялась, что мы не справимся.

Она немного расслабилась и рассказала Лукасу кое-что о своей жизни в Нью-Йорке, включая волонтерскую работу в местном приюте для животных.

Лукас улыбнулся, вспомнив, как однажды подумал, что она быстро ему наскучит.

– Чему ты улыбаешься? – осторожно поинтересовалась Элеанор.

Он не собирался говорить правду.

– Трехъярусная ледяная люстра? – сказал он, вспоминая одно из последних ее дополнений, присланных ему по электронной почте.

– Пожалуйста, не вспоминай об этом, – простонала Элеанор. – Она дважды падала, и Михаил окончательно закрепил ее только сегодня утром. Надеюсь, она провисит там до завтрашнего открытия.

– Провисит. Будут и сани, запряженные лошадьми, и хаски в упряжке. Неужели ты рассчитывала, что тебе удастся устроить это, минуя меня?

Ее усмешка сказала ему, что именно на это она и рассчитывала.

– Это хорошая идея. Все так считают.

– Все считают, что ты – как солнце. Они не смеют тебе возразить.

Элеанор попыталась придать себе невинный вид, но Лукас рассмеялся.

– Ты расстроен?

– Разве я выгляжу расстроенным?

Пульс женщины участился.

– Иногда по тебе сложно что-либо сказать.

– Ты видела город? – сменил он тему.

– У меня не было времени.

– Может, когда-нибудь ты снова посетишь Санкт-Петербург.

– Не возражаю. Было бы замечательно приехать сюда летом, когда солнце восходит в четыре утра, а заходит в полночь. Вероятно, люди совершенно изматываются.

– К этому привыкаешь, к тому же плотные черные шторы немного помогают.

– В Нью-Йорке летом солнце встает не раньше шести…

– Похоже, ты очень хочешь вернуться домой.

– Я давно там не была и с удовольствием проведу время с сестрами.

– Вы близки?

– Да…

– Но?

– Но мы почти не видимся. Хотя это ничего не меняет: они значат для меня все. А как насчет тебя? Я помню, ты говорил, что твоих родителей нет, а как насчет братьев или сестер?

Именно поэтому Лукас предпочитал не разговаривать на личные темы со своими женщинами. Они считали себя вправе задавать вопросы о его жизни.

– Никого, о ком бы я знал.