Третье. Что бы ни замыслил этот самозванец, рассчитывать на долгий срок он не может. Сколь бы ловко ни ухитрялся он действовать сейчас, рано или поздно его ждет разоблачение. Не позднее, чем будут готовы результаты генного теста.

Четвертое. Самозванец не испугался генного теста, который через несколько дней приведет к его разоблачению. Значит, ему нужно меньше времени, чем эти несколько дней, чтобы осуществить свой план.

Но в чем же состоит этот его проклятый план? Как вписываюсь в этот план я сама? А к чему этот телефонный террор? Доконать меня пытается, так?

Со мной это не пройдет.

Поднявшись по лесенке, я открыла люк, ведущий на чердак. Пахнуло застоявшимся, нагретым за прошедшие летние деньки воздухом. Я как будто пересекла невидимую границу. Пыль щекотала ноздри. Уже и не вспомнить, когда я в последний раз бывала на чердаке, я всегда старалась избегать этого помещения, где прошлое хранится в виде вещей и предметов. А я прошлым не интересуюсь, не принадлежу я к тем людям, которые ведут дневники, наслаждаются фотографиями десятилетней давности или у врача за большие деньги раскладывают по полочкам свое раннее детство – всего этого я никогда не понимала. Дневник я вела в подростковом возрасте, но он запропастился куда-то, да я, наверное, и не смогла бы узнать себя в той девочке, какой тогда была. А если мне попадаются старые мои фотографии, то я вижу на них чуть ли не призрака, существо, которого теперь уж нет.

Никогда я не пойму тех людей, что пытаются спастись бегством в прошлое – будь то историческое, будь то личное. Прошлое невозможно измерить, и это меня смущает, а к будущему я отношусь с глубочайшим недоверием. Настоящее – вот чем я обладаю, настоящее – это всегда.

Чердак завален старыми картонками, сохранившимися с переезда, и всяким барахлом, за последние годы оказавшимся мне ненужным, только выкинуть я все это не могла – главным образом потому, что связано оно не с моими воспоминаниями, а с Филипповыми. Наследство, доставшееся Филиппу после смерти отца. Доска для серфинга. Еще какое-то спортивное снаряжение. Акустическая гитара. Настольный футбол. Сопя и чихая, я открыла наугад первую попавшуюся коробку. Детские вещи Лео. Nikon, старый фотоаппарат Филиппа, он брал его с собой в больницу, когда Лео появился на свет. Альбомы с фотографиями. Вздохнув, я заставила себя закрыть коробку.

С ходу нашла шкатулку, куда спрятала пистолет Филиппа. Набрала цифры – его день рождения – на кодовом замке, открыла. Долго смотрела на пистолет, колебалась – ох, до чего ж мне не хотелось брать его в руки. Вспомнила, как Филипп меня когда-то уговаривал хоть немного освоить оружие. Я знала, как держать пистолет, как зарядить и разрядить. И все-таки колебалась. Никогда не надо браться за оружие, если в этом нет прямой необходимости.

Годами я не касалась этой штуковины, мое отвращение к оружию столь велико, что я почти физически на него реагирую. Каждый раз при виде этого пистолета я думала: нельзя вот так убивать, животных – нельзя, а уж людей и подавно. Хорошо бы люди вообще не убивали друг друга, но уж если такая мысль засела в голове, так пусть это хотя бы трудно будет, потребует усилия и решимости. Я так думаю: если один человек хочет убить другого, так пусть попробует его задушить, собственными руками выдавить жизнь из его тела, в непосредственной близости, лицом к лицу, и это трудно, это грязно, почти никто с этим не справится, ведь для нас и запрет на убийство строг, и сил у нас не хватает. А тут – только палец согнуть крючком. Так просто. Так ужасающе просто.

Шкатулку я закрыла. С чердака я спустилась. Пистолет я держала в руках. Прислушивалась. Долго прислушивалась. Все тихо.

Вернувшись в спальню, я открыла сейф, где на всякий случай хранился запас наличных денег и небольшой контейнер с патронами, Филипп запрятал его туда много лет назад, а я никогда не трогала. И опять меня охватили сомнения. Затем я все-таки зарядила пистолет, уложила его в шкатулку, закрыла крышку и набрала код, открыла платяной шкаф и засунула шкатулку на самую верхнюю полку, в самый дальний угол, да еще закидала сверху маечками. И почувствовала себя и лучше, и хуже – в равной мере. Скинула сандалии, опять забралась в постель. И в тот же миг поняла, что подступает сон. Сразу сдавшись, я погрузилась в темноту.

Иду по коридору. Голые стены. Вокруг полная тишина. Мне страшно, мне очень страшно. Не знаю, чего я боюсь, но от страха у меня чуть не отказывает разум. Замираю, услышав этот звук. Глухие удары. Они-то и вселяют в меня страх, но я иду на этот звук, иду вперед. Вот дверь. Останавливаюсь на некотором расстоянии, прислушиваюсь. Ага! Звук раздается снова. Слышится из-за двери. Я иду туда, я готовлюсь к тому, что ожидает меня за дверью, и нажимаю на ручку. Распахнув дверь настежь, вижу, что лежит там, за нею, растерянно моргаю и…

Я проснулась, я вырвалась из пучины и ускользнула, вот я лежу в своих простынях, влажных от холодного пота. Открыв глаза, убеждаюсь, что в комнате полная тьма. Сердце бьется в груди, как испуганная птичка. Я протерла глаза. Как видно, стояла ночь, ведь между планками спущенных жалюзи не пробивалось ни лучика света. Я вздохнула, села в кровати, принялась шарить вокруг в поисках мобильника, чтобы узнать, который час, и вдруг меня как пронзило: я ведь заснула при включенном свете! Ведь лампа, стоявшая на ночном столике, горела!

Кто-то побывал в моей комнате.

Я с трудом переводила дыхание, замерев от страха. Но все-таки преодолела оцепенение и попыталась на ощупь найти выключатель. И хватала рукой пустоту. Страх, в темноте коснуться чего-то – коснуться кого-то! – одолевал меня, как ни старалась я успокоиться. Говорила себе, что свет я, разумеется, выключила в полусне и сама того не помню. Ведь уж сколько раз я засыпала при свете и в полусне его выключала! Да сотни раз, не меньше. С облегчением я закивала головой. И тут же нашла выключатель, лампа зажглась, осветив комнату теплым светом, а у меня перехватило дыхание.

Кошмар внутри кошмара.

Его присутствия я не почувствовала. И оказалась не в состоянии уразуметь ту картину, что предстала моим глазам.

Моя спальня. Свет от лампочки возле кровати. А в этом свете – незнакомец. Он смотрел мне прямо в лицо.

Комната вокруг начала вращаться, и тем быстрее, чем чаще стучало мое сердце, и стучало, и стучало…

Он как будто призрак – ни дыхания, ни запаха, ничего. Одна только высокая фигура в черном. Бледная кожа, темные глаза. Он стоял возле моей кровати и смотрел на меня.

Тяжело дыша, я попыталась отползти так далеко, как только могла, пока не наткнулась на спинку в изголовье кровати. Человек заморгал, будто я заставила его выйти из транса, и сощурил глаза. Как знать, давно ли он стоял тут в темноте и наблюдал за мной. Подобно тени.

Несколько секунд шок мой был настолько силен, что реагировать я никак не могла, но затем вскочила на ноги и рванулась к двери. А этот за мной. Голова у меня кружилась, я еще не собралась, еще не отошла ото сна. Потому и налетела на стул, которым раньше пыталась забаррикадировать дверь, споткнулась, пребольно ударила ногу, но зато резкая боль окончательно меня разбудила. Я пришла в себя. Одним махом выскочила за дверь. Побежала. Босиком по коридору. Чувствуя холодные половицы под ногами. И еще – незнакомца, преследующего меня по пятам, его шаги. Я помчалась еще скорее, пролетела по ступенькам, чуть не упала, но все-таки не упала – справилась. И только теперь вспомнила про пистолет у себя в комнате, теперь, когда давно уже было поздно.