Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Музыка доносилась из-за двери в дальнем конце этажа. Все по очереди за нее заглянули, а я наблюдал за их лицами.
Джо: восхищен.
Линхо: зол.
Пак: равнодушен.
Глянув за дверь, я увидел танцзал. Перед зеркалом под невероятно бодрую песню танцевали четыре девчонки лет восемнадцати. И как танцевали! Одновременно, с таким бешеным, харизматичным энтузиазмом, что даже меня потянуло в пляс. Потом они разом упали на шпагат, перекатились по полу, вскочили и замерли.
– Заново, – выдохнула одна из них, хотя танец, по-моему, и так был идеально отточен.
Девчонка, которая это сказала, посмотрела на меня через отражение в зеркале, и я отпрянул. Заметили! В танцзале снова раздалась запись той же песни и легкий, поразительно синхронный стук ног.
– Они роботы? – шепотом спросил я, и Линхо недовольно скривился.
– Линхо хандрит с тех пор, как их собрали из стажерок и начали готовить к дебюту, – пояснил Пак и вытащил вейп. Джо сердито ударил его по руке, и Пак со вздохом убрал вейп обратно в карман. – Уже месяцев семь. Не выносит, когда кто-то танцует лучше, чем он.
– Кибом впал в депрессию из-за этой новой группы? – осенило меня.
Пак помрачнел – у него определенно были к Кибому какие-то счеты, – но Джо вполне дружелюбно ответил, продолжая коситься на дверь танцзала:
– Не. Ему давно было плохо – он чувствительный очень, его Бао с Ын Соком передавили.
– Ну Бао ни при чем! – возмутился я.
Пак скептически посмотрел на меня:
– Просто с тех пор, как Кибом сломался, она поняла, что надо помягче. Ты реально думаешь, что она – твой друг?
Где-то щелкнула, открываясь, дверь, и мы в едином порыве бросились к лестнице. Домчались до своего этажа, потом до танцзала, влетели туда и упали на пол, задыхаясь. На душе у меня было радостно, «Тэянг» поделились со мной секретом, у нас даже было общее пятиминутное приключение!
– Линхо, а ты можешь на шпагат сесть? – спросил Пак. Похоже, ему нравилось всех злить.
– Могу, конечно. Но что толку, если из всей группы это могу только я? Пока некоторые таскаются на улицу, я работаю!
– Обещаю, я вечером сделаю все возможное, чтобы вас не подвести. – Я глубоко поклонился им всем, сидя на полу. – Благодарю за наши тренировки в эти два дня. И не волнуйтесь из-за конкурентов. Вы – группа «Тэянг», другой такой нет. Уверен, вы найдете идеального участника. Спасибо за все.
В этот момент я любил и жалел их, как самых родных на свете людей. Они останутся здесь со своими проблемами, а я через несколько часов буду свободен. Я и не знал, что так приятно перерасти свою мечту. Я почувствовал взгляд Пака щекой, но не решился взглянуть в ответ. Нельзя смотреть на того, с кем хотел бы общаться, если скоро расстанешься с ним навсегда. Это трусливое правило я сформулировал на месте, потому что с отчаянием понял: настоящий Пак, конечно, не тянет на «главного печального красавчика Кореи», и все же…
– Давайте работать, – сказал Пак, и я вскочил с пола первым.
Это оказалась наша лучшая репетиция. То ли все были тронуты моей речью, то ли испугались конкуренток, но пению и танцам мы отдались без остатка пять часов подряд. Даже ненавистная танцевальная репетиция с живым звуком прошла не так плохо: я постоянно глазами спрашивал Пака, верно ли пою, поскольку он единственный мог это услышать, а он кивал, иногда колеблясь, иногда нет, или качал головой. Кажется, я улыбался все пять часов не переставая, если не губами, то глазами уж точно.
Несколько раз заглядывала мрачная Бао и снимала нас на телефон – похоже, за кадром ей тоже досталось за мою вылазку. Мне стало даже обидно, что парни на нее наговаривают: от такой женщины подвоха ждать нечего, я что, в людях не разбираюсь? Один раз заглянул продюсер Ын Сок, окатил нас ледяным равнодушием, дождался, пока все танцующие собьются с ноги, сказал: «Понятно» – и вышел.
Я еле сдержал смешок. Все удивленно покосились на меня, и я смущенно пояснил:
– Извините. Продюсер напомнил мне одного человека, которого я знаю. Он хозяин кафе, всегда очень неприветливый с посетителями и… и со своим помощником. Будь он добрее, на него работали бы с большей охотой, и гости возвращались бы чаще, а так он словно нарочно лишает себя выручки.
Линхо вдруг прыснул, как ребенок. Джо тоже издал слабый смешок, Пак улыбнулся своей фирменной серьезной улыбкой.
– Мне кажется, до его прихода все у нас получалось очень круто, – тепло сказал я. – Даже несмотря на то, что с вами я.
Никогда не видел, чтобы обстановка в помещении сначала мгновенно превратилась в арктический лед, а потом с той же скоростью дошла до температуры весеннего дня.
Без часов я не мог следить за тем, насколько быстро утекает время, и вздрогнул от неожиданности, когда пришла великолепно одетая Бао и сказала, что прослушивание скоро начнется.
– Идите в душ, переоденьтесь, жду вас около зала номер пятнадцать, – ласково сказала она, поправляя воротник пиджака, на этот раз бледно-розового. – И только попробуйте плохо выступить.
Через полчаса я стоял у незнакомой двери и загибался от волнения. Остальные топтались рядом – в чистой одежде, взвинченные и мрачные. Все, кроме Пака, уложили волосы, Линхо даже подкрасил глаза черным карандашом, как в каком-то клипе, а Пак был все такой же помятый и встрепанный. На свою внешность он, похоже, давно забил – слишком привык, что в любом случае выглядит для всех красивым.
– Заходите, – сказала Бао.
Это был зал с обычными, не зеркальными стенами. К счастью, со времен ночной тренировки с Линхо я старался как можно реже смотреть в зеркало, а то испугался бы его отсутствия. За длинным столом беседовали шестеро строго одетых мужчин и женщин плюс Бао и продюсер. Я сразу понял, кто здесь генеральный директор, – низенький, похожий на китайца мужчина в центре, который выглядел так, словно никогда не улыбается. «Я смотрел выше его головы», – сказал мне Пак, и вот теперь я понял, о чем он. Когда к генеральному обращались продюсер, Бао или остальные, они смотрели гораздо выше его лица. С ума сойти, они реально видят его высоким! Сколько же