Пак пожал плечами, глядя в огонь.

– Он признался, что у него депрессия. Мне после Лиса с каждым годом было все хуже, и к этому январю я уже всерьез выбрал мост, с которого, если что, можно прыгнуть. Тяжко жить, не чувствуя ничего хорошего. И что будешь психиатру объяснять? «Я продал радость оборотню, выпишите мне что-нибудь бодрящее»? Он бы решил, что я реально двинутый. А тут Кибом захандрил, лег в больницу, пролечился от депрессии и устроил этот свой феерический уход, который нашу группу чуть на тот свет не отправил. Гадство! После такого я точно не мог сказать: «Ой, кстати, мне тоже паршиво – может, все-таки стоит пойти лечиться». – Пак поморщился, будто сейчас заплачет. – Журналисты точно узнали бы, и это похоронило бы наш бренд, а правда в том, что я… – Он мокро втянул воздух. – Я люблю нашу группу. Очень люблю. И ненавижу трусость. Поэтому с моста так и не прыгнул – не мог ребят подвести. Поэтому меня жутко бесит, когда ты начинаешь песню о том, как уйдешь из группы. – Пак повернулся ко мне. Он не плакал, слезы просто блестели в глазах. – Только попробуй.

– Я не уйду, – сказал я, хотя до этой секунды еще ничего не решил. Но как я мог его подвести? – Обещаю.

Наверняка это решение заведет меня в дебри куда хуже, чем те, где я побывал, и все-таки на душе сразу стало легче. Я выбрал, куда идти, туда и пойду.

– Тебе ведь уже лучше, да? – спросил я. – С тех пор, как ты можешь радоваться.

Пак помолчал.

– Не сказал бы, что я это могу.

– В каком смысле? Ты же…

Он прерывисто вздохнул и опустил коробку себе на колени.

– Я… Ладно, правда за правду, да? – Он бросил в огонь свое фото, на котором рекламировал какой-то телефон. – Не вернул я себе душу.

В костер полетела рекламная кампания бренда зимней одежды. Я сглотнул.

– Тогда что ты сделал? – выдавил я, хотя уже понял ответ.

– Я вызвал Лиса, схватил его тень и приказал вернуть тебе крутой голос в обмен на мою фальшивую внешность. Один дар на другой – справедливый обмен, с этим даже Лис согласился.

«У тебя есть власть, ради тебя люди идут на жертвы», – сказал Лис.

У меня сдавило горло. Так вот что он имел в виду.

– Потому что твой голос мог спасти группу, – ответил Пак на незаданный вопрос и бросил в костер этикетки от лимонада. – И потому что я был тебе должен.

– Пак…

– Ой, только не разводи драму! С тех пор как ты появился, с моста прыгать мне расхотелось, можешь записать это в свою книжечку хороших поступков. К тому же я тебе говорил: я всегда был мрачным. Стало немного легче, когда я принял, что я такой и другим не буду. – Он усмехнулся и вывалил в огонь остаток бумаг из коробки. – Идем пива купим? Твоя мать дельно придумала.

Пламя вспыхнуло ярче, и я посмотрел вверх, туда, где сияли звезды. В главных вещах правду признать сложнее всего. Особенно когда ты трус и боишься показаться навязчивым, слабым и ненужным. Скажешь кому-то правду, и он легко может причинить тебе боль. Наверное, это и есть смелость – дать кому-то оружие против себя и жить надеждой, что его не вонзят тебе в сердце.

Где-то вдалеке играла музыка – может, в машине, а может, в открытом окне. Сеул погружался в ночь, которая скоро превратится в новый день. Я улыбнулся, думая о том, что пора бы действительно перестать общаться с воображаемыми зрителями великого фильма о моей жизни.

Это был бы блокбастер, гарантирую. Но я посмотрел на Пака, который решил заодно сжечь еще и коробку, и выключил проектор.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – начал я.