Вставляю флешку в свой компьютер, и на экране всплывает окошко. Файлы, доступные для просмотра.

Некоторые из них – текстовые документы. Некоторые – видеофайлы, и мне это кажется зловещим. Несколько – просто аудиозаписи.

Решив, что начинать нужно с самого худшего, кликаю на первый из видеофайлов.

Сначала трудно разобрать, что я вообще смотрю, но когда я наконец осознаю́, что вижу на экране, то невольно отшатываюсь, а потом вообще разворачиваю кресло вбок и смотрю на чистую, успокаивающе однотонную ткань оконных занавесок. Слышу, как Сэм бормочет: «О, черт побери!» – а потом тоже отворачивается. На ноутбуке выставлена низкая громкость, однако ужасные душераздирающие крики все равно слышны. Я понимаю, что меня трясет; в голове неистово колотится пульс, а руки дрожат – и продолжают дрожать, пока я до боли не стискиваю кулаки. Мне становится холодно, и я неожиданно ощущаю запах стылой земли и кошмарную вонь крови и металла, которая исходила из моего разрушенного гаража в тот день, много лет назад, когда тайная жизнь Мэлвина Ройяла неожиданно выплыла на свет.

Сэм протягивает руку и нажимает клавишу, останавливая воспроизведение. Я рада была бы заплакать, но не могу. Просто дышу. Продолжаю дышать, пока не ощущаю, что теперь уже можно повернуться и снова посмотреть на ноутбук.

Сэм уже отошел на несколько шагов и стоит, склонив голову и уронив сжатые в кулаки руки. Как и я, он сейчас находится в прошлом, но у нас разное прошлое. Я не знаю, куда унесла его память, но по тому, как напряжены его плечи, как хрипло и рвано он дышит, я понимаю, что не хотела бы оказаться там.

– Они должны найти трупы, – говорит Сэм, и я соглашаюсь с ним. Я ужасно рада, что мы не открыли ту дверь и не увидели, что таится за ней. Я признательна, что этот ужас не был последним, что я увидела бы на этом свете. Голос у Сэма хриплый и тихий, и я закрываю ноутбук и встаю с кресла. Подхожу к нему, но не прикасаюсь. Просто стою рядом, глядя на него, пока он не поднимает взгляд. В его глазах читается отстраненность, вызванная болью и желанием защититься.

– Я не могу… – Сэм умолкает. Просто умолкает. Я знаю, что он думает об ужасной, мучительной смерти своей сестры Кэлли. О фотографиях, которые сделал мой бывший муж, обо всех тех фотографиях, которые были найдены и представлены суду. Мэлвин любил фотографировать то, что называл «процессом». На первом снимке она испугана, но жива и невредима. То, что осталось от нее к последнему, просто… невообразимо. И хотя Сэм не был в зале суда, он видел записи. Видео, сделанное на месте преступления.

Даже для такого боевого ветерана, как он, это слишком.

– Эй, – тихо окликаю я и на этот раз прикасаюсь к нему. Просто едва ощутимо провожу пальцами по его рукаву – не по голой коже. Сейчас между нами должна быть некая преграда. – Сэм. Останься со мной.

Он резко приходит в себя, будто его душу катапультировали обратно в тело, моргает и сосредоточивает взгляд на мне. На мгновение я вижу в его глазах такую мощную волну эмоций, что даже предположить не могу, что это такое – любовь? ненависть? отвращение? – а потом она отступает.

Сэм Кейд кивает и берет меня за руку. Это неожиданно, и я слегка напрягаюсь, но он действует мягко, и тепло его прикосновения унимает беззвучный звериный вой у меня внутри.

– Прямо сейчас нам не следует смотреть остальное, – говорит он мне. – Не сейчас. Хорошо?

– Хорошо, – соглашаюсь. Я признательна за то, что он не намерен заставлять меня смотреть это или делать это сам. Бывает смелость, а бывает самоистязание. Не мазохизм, потому что никто из нас не получает ни малейшего облегчения от столкновения с этим демоном. Только еще больше шрамов. Еще больше вреда. – А как насчет бумаг?

– Да, это идея, – отвечает Сэм.

Мы разжимаем руки и берем по стопке измятых бумаг, которые вынесли из пожара. Они всё еще пахнут дымом, и – я только сейчас осознаю́ это – мы тоже. Кончики моих волос кажутся жесткими и ломкими на ощупь. Нам очень, очень повезло.

У меня в кармане жужжит телефон. Нахмурившись, я проверяю его. Номер незнакомый, поэтому я сбрасываю звонок.

Секунду спустя звонит мобильник Сэма. Тот переглядывается со мной, потом подносит телефон к уху:

– Алло?

Застыв, я изучаю его, стараясь прочитать что-нибудь по выражению его лица, позе, движениям. Вижу, как он слегка хмурится, затем, как ни парадоксально, плечи его расслабляются. Потом Сэм спрашивает:

– Откуда ты взял этот номер, Майк? – Ставит телефон на громкую связь и кладет на полированный деревянный столик между нами.

– А как ты думаешь? – вопрошает Майк Люстиг, и от его низкого голоса маленький динамик мобильника вибрирует. – Вы оба без сознания валялись на той полянке. Я скопировал оба ваших номера, пока вы были в отключке. Кстати, не удивлен, что мисс Проктор сбросила мой вызов. Я слышал, что она крепкий орешек.

– И она слышит тебя по громкой связи, – сообщает Сэм.

– Я догадался. Как дела, мисс Проктор?

– Выключите сельский шарм, агент Люстиг, – отвечаю я. – Я не в настроении. Так что вы нашли в той хижине?

Жду ответа словно удара. Память об этом кошмарном видео все еще терзает меня, и я стараюсь ее прогнать. Когда я задаю вопрос, Сэм встает и уходит в спальню по правую руку от общей комнаты, и это кажется мне странным, пока я не понимаю, что он ищет окно, из которого видна ведущая к гостинице дорога. Возвращается, качая головой. Полиция за нами явно еще не едет.

Я жду очевидного: что Люстиг поведает нам о найденной комнате пыток, трупах, прочих ужасах… Но вместо этого он говорит:

– Ничего особенного. Какие-то ящики с каталогами, однако в них не осталось ничего, кроме пепла. Какое-то оборудование для съемок и всё такое. Старомодная видеокассета, но она расплавилась почти в лужу. Сейчас над ней работает лаборатория; посмотрим, удастся ли им что-нибудь извлечь. Но, скорее всего, если результат и будет, то лишь через несколько месяцев. Я пытаюсь немного подогреть их энтузиазм, но каждое дело, над которым они работают, помечено как приоритетное, так что вряд ли нам дадут «зеленую улицу».

Я так удивлена, что не знаю даже, что и думать. «Но мы же видели…» Протягиваю руку и нажимаю кнопку отключения звука на телефоне Сэма. Потом говорю:

– Они не нашли кандалов, цепей, лебедок? Значит, то видео было снято не там. Не в том подвале!

Сэм сейчас стоит рядом со мной, перекатываясь с пятки на носок и обратно, словно полная неподвижность для него невыносима.

– Сукин сын, – бросает он. – Тогда зачем сжигать весь дом?

– Каталоги, – напоминаю я ему. – Может быть, там были документы, которые связывали его с этими видео. Или содержали информацию об «Авессаломе». Мы всё еще не знаем, насколько велика эта группа, верно? – Я гадаю, знает ли Арден. Может оказаться важным снова поговорить с ней – но я думаю и надеюсь, что она уже скрылась. Представляю себе, как она приземляется в аэропорту Стокгольма и уходит прочь свободная. Надеюсь, что это так.