Но кто я такой, чтобы говорить об этом, я, вдохновитель Мотылькоста?

У человека имелись татуировки. Стальной якорь на груди, переходящий в пухлое черное сердце. На макушке была вытатуирована мишень с буквами К.Б. На плече — логотип, показавшийся мне знакомым. Когда я прочел надпись под ним, меня чуть не стошнило: «Крутые Пряники — Жри или умри».

Мы смотрели, как Клеллон Бич перекатился на колени и попытался встать.

Нэпертон пнул его в бедро.

— Еб твою мать, — сказал Бич.

— Мою мать? — переспросил Нэпертон. — Да я сам тебе в дедушки гожусь. Не захочешь ты ебать мою маму.

Нэпертон пнул его в челюсть. Изо рта Клеллона брызнули осколки зубов.

— И это все, что ты можешь? — спросил он.

— Пока что — да, — ответил Нэпертон. — Попробуйте связаться с нашим торговым представителем завтра. Если вас не интересует вот это.

Нэпертон пнул его в живот. Бич блеванул.

— Пикадор, — сказал с крыльца Генрих. — Я думаю, бык готов.

Он стоял у перил в испачканном смокинге, лицо скрывалось за бородой на резиночке. Бог Один, тамада банкета для университетской футбольной команды.

— Клевая борода? — спросил он. — Эта штука пылилась у меня в шкафу черт-те сколько. Верите, нет, но однажды на Хеллоуин я был Господом Богом. Конкурс костюмов. А победила какая-то сучка, Сиротка Энни.[23] Мистер Бич, для меня большая честь наконец познакомиться с вами. В последней версии нашего Евангелия вы стали исторической фигурой, так что это действительно большая честь. «Просто огромная машина для убийства, бля», если я правильно помню канонический текст. Ну, может, и не такая огромная. Какая там у тебя весовая категория — средневес, полусредний? Ну, с другой стороны, и праотец Авраам прожил не двести лет, правда, ведь? Мифология выше проверки данных, я бы сказал. А вы? Вам сообщили, почему вы здесь?

Человек застонал.

— Я не расслышал, — сказал Генрих.

— Я же им сказал, — зарычал Бич. — В контейнере ничего не было, клянусь. Я сам поднялся на борт. Там было пусто.

— Какой контейнер?

— Тот контейнер.

— И вот так весь день, — сказал Нэпертон. — Талдычит про какой-то контейнер. С бака.

— Спасибо, Нотти. Кажется, я понял. Клеллон, ты думаешь, что очутился здесь из-за какой-то грязной работенки, которую хреново сделал? Из-за какой-то аферы, которую состряпал в норфолкской ночлежке? Это все касается Клеллона Бича — человека. А нам тут на него плевать с высокой тумбочки. Нас интересует исключительно миф. А вы миф, мистер Бич. Вы демон, который преследует нашего возлюбленного Голда. Должен оговориться — вашей вины в этом нет. Тем не менее, сейчас последует расплата. Обеспечьте нам дробь, пожалуйста.

Из толпы вышел Дитц — он выстукивал какой-то трам-пам-пам на обитом шкурой индейском барабане.

— Это же не долбаное шоу Джина Крупы,[24] — сказал Генрих. — Помедленнее.

Из домика вышел Олд Голд, без рубашки, в праздничных брюках. Он держал свой великолепный нож. На крыльце сидел Бобби — если это все еще был Бобби, — синяки под глазами еще не сошли, а в руках у него были открытые «Догматы», он читал нараспев, почти как раввин Тору: «Узрите же — последующие диагностические процедуры показали, что так оно и было, а последующие вылазки в бездну открыли мне следующее: душа ваша состоит из поступков. Ваши мысли, страхи, прихоти, сомнения — лишь песок. Более того, нельзя сделать омлет, не прибегая ни к каким серьезным, блядь, зверствам. Мама, папа, кака, пипи. Ты это ты. Статья седьмая, рекомендация по искуплению номер пять».

— Не отходи от текста, — сказал Генрих.

— Я — это текст, — сказал Трубайт.

— Аз есмь я, — закричал Олд Голд.

Он напрыгнул на Клеллона, срезал его наручники и принялся изящно помахивать ножом в воздухе. Он вел себя как какой-то высокородный потрошитель, жестокий денди. Он попал Бичу в лицо, и тот перехватил его запястье, выкрутил ему руку каким-то приемом дзюдо и так заломил ее под каким-то нечеловеческим углом, что Олд Голд заскулил. Бич забрал нож и приставил к его горлу. Он что, ждал, пока ему дадут добро из небесной ложи Цезаря? Настоящий солдат, морячок. С крыльца прогремел выстрел, развернул Бича, поставил его на колени. Бич схватился за дыру в плече, на котором расцветал кровавый мокрый эполет.

Олд Голд поставил ногу в сапоге на спину Клеллона.

— Ну посмотрите на моего долбаного демона! — сказал он. — Маленький трусливый демоненок! Теперь я хожу по облакам, и я низвергну дождь своей мочи на твою чахлую задницу, сынок.

Олд Голд вытащил член и направил его на голову Клеллону Бичу. Мы немного подождали.

— Не ссытся, — сказал Олд Голд.

Мы услышали еще один выстрел и крохотные блестки на заднице Олда Голда закружились вихрем.

— Взаправду? — спросил он и упал в обморок. Генрих убрал пистолет в карман фрака и спустился с крыльца.

— Мораль такова, — сказал он. — Никогда не смейся над своим демоном. Следствие этой морали — никогда не откладывай вечернюю кадриль. А теперь давайте забудем об этом фиаско. Займитесь ранеными. Бич станет нашим братом, если таков будет его выбор.

Многие начали расходиться.

— Ты, — сказал мне Генрих, — пойдем-ка со мной.

Мы пошли к каким-то линиям электропередач. За освещенным периметром разлеглась ночь больших близких звезд. Они светились зеленым светом, как те галактики, которые мама покупала и приклеивала к потолку моей спальни — к этим звездам прилагались таблицы, но я слишком ленился их изучать.

— Это нормально, — говорила она, — просто включи воображение. Создавай собственные созвездия. Богов и животных. Героев и медведей.

Я понятия не имел, о чем она. Я раскидывал наклейки по потолку в том порядке, который казался мне естественным, случайным, небоподобным.

— Просто хочется ноги размять, — сказал Генрих.

Мы прошли мимо последних хижин к деревьям. Над полем дул ветерок. Мне хотелось услышать в нем голоса призраков, стенания болота, жалобы вереска. Прошу учесть. Прошу учесть. Серьезная заявка, блядь, на первое место. Но Венделл по-прежнему мертв. А я по-прежнему умираю, так ведь? Так кто учтет? Что я сам учитывал? Разумеется, я получал свой кайф от жизни, пробовал кухни разных народов, пил вино, нюхал те или иные запретные сыпучие вещества, пока комната не начинала светиться, как фестивальный городок, а все мои друзья — но только они — были провидцами. Я наблюдал великие города, великие озера, океаны и так называемые моря, спал в мягких кроватях, просыпался, и меня ждал свежевыжатый сок, мягкие полотенца и великолепный напор воды. Я трахался при лунном свете, мчался по скоростным трассам сквозь заброшенные царства высшей увядшей красоты, встречался с мудрыми мужчинами, мудрыми женщинами, даже с одной мудрой кинозвездой. Я лежал на газонах, которые после стрижки дышали ароматом редких специй. Я катался на багги по дюнам, ездил по иностранным железным дорогам. Я пробовал сорок пять сортов кофе, не считая тех, что без кофеина.