– Держите покрепче, – попросил я эльфов. – Ему сейчас будет очень больно, может вырваться.

Жалость? Нет, во мне она даже не шелохнулась. Я слишком привык ненавидеть тех, кто прячет свое лицо под черными капюшонами. Это чувство въелось в мою суть, потому бессвязные фразы, которыми начал сыпать парнишка в тот момент, когда я кинжалом распорол на его груди одежды, меня не трогали совершенно. Ну и потом – если я не убью его, то эта женщина прикончит меня, и, скорее всего, на этом не остановится. Если повинен один, то за него ответят все, полагаю, дело повернется именно в эту сторону. Прежняя Аманда была еще той максималисткой, не думаю, что эта привычка покинула ее, когда она стала Белой Ведьмой.

И потом – если я что и научился делать хорошо и без особых раздумий, так это убивать. Все мы когда-нибудь отправимся за Грань, так что теперь переживать как за того, кто умрет от моей руки, так и за себя самого? Сегодня он, завтра я, для того человек и на свет рожден, чтобы в урочный час издать последний вздох.

Надрез на животе – и кровь тонкой струйкой поползла по белой коже. Я подставил ладонь, немного вдавив ее в тело жертвы, дождался, пока соберется некоторое количество багровой жидкости, после похлопал его по щеке другой рукой, пообещав:

– Вот сейчас и начнется самое интересное!

– Не надо! – попросил чернец, из глаз которого потекли самые настоящие слезы. Надо же, эти господа и плакать умеют? – Пожалуйста!

– Как не надо? – удивился я. – Обязательно надо. Вон, дама просит. А желания женщин надо выполнять, в том смысл существования мужчин. Все ради них – наша жизнь и наша смерть.

Мне показалось или Рози недовольно зарычала? Думаю, показалось. Она всегда знает, когда жизненно важно взять эмоции под контроль, и сейчас именно тот случай.

Ничего принципиально нового делать в данный момент я не собирался. Все тот же трюк, что я пускал в ход не так давно, в Серых горах, когда устраивал Торвальду демонстрацию своих способностей, только с небольшими правками. Там гном быстро отмучался, этому же бедолаге предстоит испить чашу мучений маленькими глотками. Причем отчасти в самом прямом смысле.

Кровь в моей ладони вспыхнула белым пламенем, а после еще и заискрилась, Аманда одобрительно прищурила свой единственный глаз. Красиво, знаю. Самому всегда нравится.

Я поднес пламя к животу чернеца и тихонько шепнул формулу заклятия.

– А? – как-то немного удивленно и негромко вскрикнул он, наблюдая за тем, как пламя, ровно некое живое существо, например змея или ящерица, перебирается во все еще кровящий разрез. – А? А-а-а-а-а-а-а-а!

Вопли человека становились все громче, что неудивительно. Небольшой огонек, что я запустил в его тело, выжег себе дорогу сквозь плоть и сейчас хозяйничает там, внутри, подобно тому, как опытный трактирщик обращается с посудой на кухне. Это больно, но не в телесных страданиях основной ужас. Это еще и очень страшно – ощущать в себе жар пламени.

Быстро эта огненная змейка его не убьет, чтобы его внутренности спеклись в пирог, ей около часа надо, а то и больше, так что времени у меня в запасе много. Надо думать, чем Белую Ведьму дальше удивлять.

– Звери! – снова попробовал вскочить мордатый орденец. – Будьте вы прокляты! Ненавижу вас! Ненавижу-у-у-у!

– Кликуша, – брезгливо поморщилась Белая Ведьма, даже не повернувшись. – Не ори, побереги силы, они тебе еще понадобятся.

– А мне нравится, – заявил вдруг Мартин, с видимым удовольствием созерцая корчи пытаемого и то, как в его животе движется инородное тело, – Есть в этом некая высшая справедливость. Обычно они нас на кострах жгут, так пусть теперь попробуют, каково это – огонь, что тебя пожирает. Так сказать – глаз за глаз, зуб за зуб.

– Глаз за глаз, – задумчиво протянул я. – Кстати – да. Почему нет?

Я кольнул палец острием кинжала, выдавил несколько капель уже своей крови и поморщился. Вот все хорошо в моем выборе, но это постоянное уродование конечностей сталью раздражает ужасно! Хорошо хоть нам как подмастерьям чародея боги вручили дар лучшего, чем у обычных людей, здоровья. Не такого крепкого, как у истинных магов, но тем не менее. Благодаря ему все раны у меня заживают быстрее и небольшие шрамы сходят без следа. Да и не небольшие тоже – например, от раны, полученной в том году на перевале, осталась только узкая белая полоска, а изначально выглядела она куда как страшно! Правда, тогда природе еще Эбердин и Альдин помогли, на мое счастье.

А как жутко выглядели бы мои руки, если бы не эта способность? Это же кошмар! Я не девка, чтобы за ними ухаживать, но лишние рубцы тоже ни к чему.

Я шепнул формулу заклятия, и капля крови превратилась в маленького золотистого мотылька. Жалко, день на дворе: в темноте это смотрелось бы куда красивее. В принципе, я мог придать ожившей крови любую форму – хоть цветочной феи, хоть дракона, но мотылек мне показался наиболее подходящим для того, что задумано. Он невесомый и трогательный.

– Как мило! – не без ехидцы отметила Белая Ведьма. – Только напомню тебе, фон Рут, здесь не базарная площадь, а мы не детишки, которых надо развлекать.

Отвечать я не стал, не счел нужным. Повинуясь движениям моей руки, золотистый мотылек описал в воздухе пару петель, облетел голову подвывающего чернеца, добрался до его мордатого собрата, сипящего под каблуком сапога, давящего на горло, и испуганно замолкшего, когда жар крыльев невесомой крохи заставил потрескивать ресницы, а после снова вернулся к моей жертве и со всего маха влепился в его правый глаз.

У меня даже в ушах от воя засвербело. Как его горло такой напряг выдержало вообще, почему связки голосовые не порвались?

– Ух ты! – сообщил всем Эль Гракх, как только установилась относительная тишина. – Но – справедливо.

– Спорный вопрос, – подала голос Белая Ведьма. – Меня не чернорясцы изуродовали, они-то как раз тут и ни при чем. Хотя за попытку восстановления справедливости благодарю. К тому же это было красиво.

– Поддерживаю, – раздался голос, заслышав который, я сразу понял, что к нашей компании присоединился некто очень влиятельный. Есть у носителей высокой власти в манере общения нечто такое, из-за чего их ни с кем другим не спутаешь, некие полутона, недоступные простым смертным. То ли они такими уже рождаются, то ли в детстве специальные уроки речи берут, я не знаю. Но точно уверен в том, что тот, кто пришел, ох как непрост. – Недурственная работа, с фантазией. Вроде бы пустяк, но смотрится. Октарэн, это твои новые бойцы?

Вот теперь следует повернуться и посмотреть на того, кто оценил мою работу. Теперь – можно.

Само собой – эльф. Высокий, голубоглазый, плечистый. Прямо идеал, предмет девичьих грез. Что интересно – длинные светлые волосы не разделены на несколько кос, как у остальных. Любопытно, это что-то значит вообще? Или тут свобода творчества, сколько хочешь, столько и заплетай?

А еще у него на пальце перстень с блескучим зеленым камушком имеется. У единственного из всех эльфов, что тут собрались. Вот это точно что-то да значит.