– Идём, – сказал он коротко, направляясь к кабинету, где принимали заявления на вступление в брак.

– Добрый день, – поздоровался Роберт, распахивая дверь нужного кабинета, и прямо с порога оказался в очередной раз огорошен.

– Разводы – в соседнем кабинете! – рявкнула вместо приветствия сидевшая за компьютером тётка лет пятидесяти, хотя за эту чудовищную завивку он дал бы ей все семьдесят.

– Мы ещё не женаты, – холодно поведал в ответ Роберт, вталкивая Таню в комнату и захлопывая за собой дверь, после чего подошёл к женщине ближе, и, опершись ладонями на ее стол, предупреждающим тоном добавил:

– Но вы это сейчас исправите.

– Это каким же образом? – огрызнулась тетка.

– Это уж вам виднее. Вы ведь здесь работаете или… – Роберт красноречиво покосился на ее монитор, в углу экрана которого предательски всплыло окно аськи, – занимаетесь хернёй?

– Да кто вы такой и что себе позволяете вообще? – возмутилась регистраторша и Левицкий холодно улыбнулся:

– Я – тот, кого вы сегодня же сделаете счастливым мужем. А также тот, кто может обеспечить вам существенную прибавку к зарплате.

Взяв со стола листок и карандаш, Роберт написал сумму, которую готов был заплатить за эту услугу и придвинул бумажку к тётке, ожидая реакции.

Долго ждать не пришлось.

– Так что же вы молчали! – оживилась та и с поразительной для ее немалых габаритов скоростью вскочила с кресла, – пишите заявления и идёмте жениться, дорогие влюбленные!

– Роб, можно тебя на пару слов? – раздался за его спиной тихий и пугающе спокойный голос и, повернувшись к своей невесте лицом, Левицкий обнаружил, что она, похоже, сделалась сейчас еще бесцветнее обычного.

– Конечно, солнышко, – улыбнулся он, открывая перед ней дверь в коридор, после чего проследовал за Таней к окну, у которого она встала и, не глядя на него, произнесла:

– Вчера ты обещал, что мы поженимся через пару дней.

Действительно, он обещал. Но вчера ему казалось, что это мерзкое чувство, застрявшее внутри тупым клином, скоро пройдет. Теперь же понимал – не пройдет ни хрена. И чем скорее он сделает то, что должен, тем скорее сможет отделаться от сомнений в правильности своих поступков.

– Ну, пару дней можно вполне заменить на пару часов, – пожал плечами он. – Я пошлю за твоим дедушкой водителя. И за Леной, и за платьем и за кем и чем угодно ещё. Соврем, что нам страшно не терпелось пожениться.

«Соврем»… и почему только ему так противно сейчас от себя самого? Он ведь лгал раньше много раз. Совершенно не задумываясь о том, хорошо кому-то от этого или плохо.

– Ты все равно не сможешь подготовить своего дедушку к этой новости, – сказал Роберт после паузы более мягко. – Пара дней ничего не изменит. Ложь не превратится в правду, Таня. Это всего лишь спектакль.

Она закусила губу и он вдруг пожалел о том, что сказал. Хотя среди всего нагромождённого ими вранья это была единственная истина.

– Водитель привезет и невесту твоего деда, если хочешь, – сказал Роберт. – Будет всё, что тебе нужно, только скажи.

– Хорошо, – ограничилась Таня единственным словом и Левицкий отчётливо ощутил, что все с точностью до наоборот. Ни хрена хорошего во всем происходящем не было.

Но отступать стало уже слишком поздно. Да он этого и не хотел.

Наверное.

– К чему такая спешка? – Петр Сергеевич произнес эти слова вместо приветствия, едва только вошёл в комнату, где Роберт и Таня ожидали своих немногочисленных гостей. Заботами сотрудниц ЗАГСа, наравне с регистраторшей, очевидно, почуявших хорошее вознаграждение за предстоящую свадьбу, для них нашлось отдельное помещение и даже стулья в нем. На пыль, покрывавшую комнату, казалось, с потолка до пола, Роберт старался внимания не обращать. Хотя нет-нет, да в голове всплывала мысль о том, что Таня, вероятно, мечтала вовсе не о таком скомканном торжестве и ожидании его в какой-то каморке. Но ведь и настоящим праздником предстоящую церемонию было не назвать. Так откуда же в нем это неугасающее ощущение, что он должен ей нечто большее, чем просто деньги? Никакими логическими размышлениями понять этого Левицкий так и не мог, оно просто было – и все.

– Ну, ты же хотел увидеть меня женатым поскорее, – с насмешливой прямотой ответил Роберт дяде, поднимаясь тому навстречу и протягивая руку для краткого приветственного рукопожатия.

– Но я думал, отпразднуем как следует, соберём гостей…

– Тысячу людей, из которых я знал бы только пару-тройку человек, а имени остальных не смог бы даже вспомнить? – усмехнулся Левицкий и, осознав вдруг, что речь идёт не только о нем, поправился:

– То есть мы.

Употреблять это короткое местоимение, объединяя себя с кем-то в единое целое, было непривычно. С момента смерти родителей Роберт знал только слово «я», как символ поселившегося внутри глухого одиночества. Дядя с тётей так и не смогли стать для него теми, о ком он бы сказал «мы». Теперь же чувствовал, что с Таней, прежде всего морально, должен переступить через свое извечное «я» – хотя бы для видимости. Но, несмотря на всю фиктивность происходящего между ними, это далось ему тяжело, когда он все же пояснил причины столь стихийной церемонии:

– Выяснилось, что сегодня есть свободное окно. И мы с Таней поняли, что больше не в силах ждать, – растянул Роберт губы в улыбке и, протянув руку к своей невесте, спросил:

– Правда, милая?

– Конечно.

Ее прохладная тонкая ладонь коснулась его руки, и Таня встала рядом, словно желала продемонстрировать их единство. Он и сам не понял, откуда возник порыв прижать ее себе и ощутить ту близость, о которой они могли только врать, но сделал это, не задумываясь. Заключив свою невесту в кольцо рук, Роберт сказал:

– Извини, дядя, но это наш день и наше решение. Спасибо, что приехал.

Он, конечно, понимал, что столь поспешное бракосочетание могло вызвать у Петра Сергеевича подозрения, но, по большому счету, ему на это было глубоко плевать. Дядя выдвинул условие – он его выполнял. Обычная сделка и не более того.

Следом за дядей приехали гости со стороны невесты – дедушка Тани со своей пассией и неизменная Ершова, казавшаяся Роберту уже едва ли не неотъемлемой частью его будущей жены. А вместе с Леной в пыльное тихое помещение словно ворвались краски и сама жизнь – и от этого Роберт впервые ощутил, что даже рад ее присутствию.

– Я все привезла! – оживлённо заявила Ершова, пока Левицкий обменивался цепкими изучающими взглядами с будущим родственником. И только теперь понял вдруг – Таня ничего не говорила ему о своих родителях. Не было ли их уже в живых, как и его, или они просто не ладили? И что он вообще, черт возьми, знал о женщине, с которой собирался вступить в брак? Пусть даже всего лишь на время и по деловому расчету. Но в присутствии ее деда, вопреки своему явно преклонному возрасту державшегося очень бодро, казалось сейчас совершенно ненормальным, что он собирается взять в жены ту, о которой не знал даже самых банальных вещей.